Книга Охота. Я и военные преступники - Чак Судетич

Суд по Сребренице продолжался всего два месяца, когда осенью 2006 года Соединенные Штаты сняли все условия для вступления Сербии в программу «Партнерство ради мира». Страны Евросоюза подумывали о том же для возобновления переговоров о стабилизации и ассоциации. В конце февраля 2007 года у обвинения оставалось всего несколько месяцев для представления доказательств по делу против Поповича и других обвиняемых. Младич и его помощник по вопросам разведки и безопасности генерал Толимир все еще оставались на свободе. Благодаря двум свидетелям обвинения я лишний раз убедилась в том, что, несмотря на ослабевающую поддержку трибунала со стороны западных держав, должна и дальше требовать немедленного ареста этих людей.

Всего в нескольких ярдах от моего кабинета за ширмой, которая надежно скрывала его от зрителей, находившихся на галерее, сидел свидетель обвинения, человек, имя которого скрывалось с целью защиты от преследований. В армии боснийских сербов он был шофером. Он подвозил солдатам продукты и напитки во время резни в Сребренице. Этот человек рассказал, как стал свидетелем казни мусульманских мужчин и мальчиков, которых привезли на место казни, где уже находилось немало трупов. А затем произошло ужасное событие:

То, из чего состояла эта груда мертвых тел, уже ничем не напоминало людей… Просто груда мертвой плоти… Но вдруг оттуда поднялось человеческое существо. Я говорю «человек», но на самом деле это был мальчик лет пяти-шести. Я не мог поверить своим глазам…

Человек поднялся и начал двигаться к дороге. На дороге стояли солдаты с автоматами и выполняли свою работу. Ребенок шел прямо к ним. Эти солдаты и полицейские… Эти люди, которые без тени сомнения расстреливали людей… все они… неожиданно опустили свои автоматы, и все, буквально до последнего человека, замерли. Это был всего лишь ребенок… невинный маленький ребенок… покрытый ошметками мертвых тел…

Тот офицер… Уверен, он был подполковником или полковником… Он был… самым высокомерным человеком… Он повернулся к солдатам и сказал: «Чего вы ждете? Прикончите его». Тогда те самые солдаты, которые, не задумываясь, расстреливали людей, сказали ему «У вас тоже есть пистолет. Так почему бы вам ни прикончить его самому? Смелее, потому что мы этого сделать не можем». Все они… просто утратили дар речи. Офицер сказал: «Возьмите ребенка, посадите его в грузовик и увезите. Присоедините его к следующей группе пленных, и тогда мы его прикончим».

Я там был. Я был абсолютно беспомощным. Я был чужаком… просто подвозил продукты… Я не имел никакого отношения к происходящему. Они казнили людей, а я просто подвозил припасы. И они взяли этого ребенка, не те, что расстреливали людей, нет… Другие взяли ребенка на руки… Он сказал: «Бабо», так они называют отцов. Он повторял: «Бабо, где ты?» Ребенок был в шоке. Они посадили его в грузовик Мальчик знал, что его уже везли на грузовике. У него начались конвульсии. Он дрожал и повторял: «Нет, нет, я туда не поеду».

И тогда я вмешался… Я сказал им: «Послушайте, я включу в своей машине свет и музыку, и отвлеку его внимание от того, что произошло. Я включу радио». Я хотел, чтобы ребенок успокоился. Он не понимал, что происходит, кто он такой, кто все эти люди. Я сказал: «Я постараюсь отвезти его туда, куда вы мне скажете». Я сел в машину, включил свет… И это помогло ребенку, потому что для него все вокруг было покрыто мраком…

Я сказал ему: «Иди сюда, иди сюда, иди ко мне». Я сказал: «Смотри, горит свет, играет музыка». Он взял меня за руку и сел в машину… Не хочу, чтобы кто-нибудь еще пережил нечто подобное… Я всегда был сильным мужчиной. Я был твердым и решительным. Меня всегда уважали. Но я не хочу, чтобы кто-нибудь еще пережил это: мальчик крепко схватил меня за руку. Я удивился силе этого ребенка. А потом я сел в машину, оставил его одного на минутку. Мне нужно было завести машину, и я включил музыку, и мы вернулись за остальными… вы знаете, кем были эти остальные… чтобы они могли расстрелять следующую партию.

Всего через четыре дня после этого заседания, 26 февраля 2007 года, на мониторе внутренней связи я снова наблюдала за слушаниями в зале № 1. Показания на закрытом заседании давал молодой человек. Это он, когда ему было всего семь лет, покрытый кровью и грязью, выбрался из груды трупов и пошел к палачам, которые убили его бабо.

Сидя в своем кабинете и слушая показания свидетелей, я почти что слышала громкий вздох облегчения и взрывы зловещего смеха, раздававшиеся со стороны Сербии. Тем утром Международный уголовный суд, штаб-квартира которого, Дворец мира, располагалась всего в километре от здания трибунала по Югославии, принял решение по иску Республики Босния и Герцеговина к Сербии по обвинению в геноциде в период с 1992 по 1995 годы. Иск основывался на том, что Слободан Милошевич вооружал, финансировал и всячески поддерживал проводимую боснийскими сербами политику этнических чисток, которая унесла десятки тысяч жизней, а сотни тысяч людей лишила крова. Тринадцатью голосами против двух судьи Международного уголовного суда постановили, что Сербия непричастна к геноциду в Боснии и Герцеговине, в том числе к массовым убийствам в Сребренице. Большинством голосов было решено, что Сербия «не совершала геноцида посредством действий государственных органов или лиц, чьи действия подпадают под ответственность в рамках международного обычного права». В этом решении президент суда, английский судья Розалин Хиггинс, написала: «Суд постановляет, что акты геноцида в Сребренице не могут быть приписаны государственным органам [Сербии]». Решение было окончательным и обжалованию не подлежало.

Я была потрясена. Я знала, что правосудие не свершилось. С весны 2003 года прокурорская служба получила сотни секретных документов, в том числе стенограммы военных совещаний политических и военных лидеров Югославии. Эти документы ясно доказывали роль Сербии в боснийской войне. Сербия добилась того, чтобы часть этих документов рассматривалась конфиденциально и ни в коем случае не попала в руки судей Международного уголовного суда. Если бы судьи имели доступ к стенограммам заседаний Верховного совета обороны, они бы приняли иное решение. Однако Международный уголовный суд не запросил документы из Сербии. Адвокаты, представлявшие боснийскую сторону, умоляли суд запросить у Сербии нецензурированные документы, но суд отказался, заявив, что «значительное количество доказательств» имеется в трибунале по военным преступлениям. Решение подтвердило, что судьи не видели полных стенограмм заседаний Верховного совета обороны. Двое судей Международного уголовного суда записали особое мнение и критически отозвались о вынесенном решении. Вице-президент суда, иорданец Аун Шавкат аль-Хасауэйни, в своем особом мнении написал, что «к сожалению, суд не выполнил своей задачи», и добавил: «Имеются достаточные основания ожидать, что данные документы могли бы пролить свет на центральные вопросы». Другой судья, высказавший особое мнение, Ахмед Махиу из Алжира, написал, что у судей было несколько «абсолютно неубедительных» причин не запрашивать документы. К числу таких причин следует отнести и страх создать впечатление необъективности суда и нарушения суверенитета государства. Кроме того, если бы Сербия отказалась предоставить документы, суд оказался бы в неловком положении. Все это было бы смешно, когда бы не было столь трагично…