Книга Нечестивец, или Праздник Козла - Марио Варгас Льоса

— Повсюду машины с calies и грузовики с полицейскими, — рассказывала она. — Обыскивают автомобили, у всех требуют документы, врываются в дома.

Пока еще ничего не было сказано — ни по телевидению, ни по радио, ни в газетах, — но слух неудержимо распространялся. Точно набат, он несся по городу: убили Трухильо. Люди испытывали страх и замешательство: что-то будет? Около часу он ломал голову: куда идти? Как бы то ни было, отсюда надо выйти как можно скорее. Он поблагодарил доктора Сантос за помощь и вышел на улицу, сжимая пистолет, опущенный в правый карман брюк. Какое-то время он бродил без цели, пока вспомнил дантиста, доктора Камило Суэро, который жил при военном госпитале. Камило и его жена Альфонсина провели его в дом. Спрятать у себя они не могли, но вместе стали думать, где бы его укрыть. И тогда он вспомнил о Франси-ско Райньери, своем старинном друге, сыне итальянца и посланнике Мальтийского ордена; жена Франсиско, Венесиа, вместе с его женой, Гуариной, часто пили чай и играли в карты, в канасту. А вдруг дипломат поможет ему укрыться в каком-нибудь дипломатическом представительстве? Соблюдая крайнюю осторожность, он набрал домашний номер Райньери и передал трубку Альфонсине, которая назвалась сеньорой Гуариной Тессон — эту фамилию жена Имберта носила до замужества — и попросила к телефону Кеко. Тот тотчас же взял трубку и удивил ее необыкновенной сердечностью:

— Как поживаешь, дорогая Гуарина, ужасно рад тебя слышать. Ты ведь звонишь насчет сегодняшнего вечера, так? Не беспокойся, я пришлю за тобой машину. Точно в семь, если не возражаешь. Пожалуйста, напомни твой адрес.

— Или он провидец, или сошел с ума, не пойму, — сказала хозяйка дома, вешая трубку.

— А что будем делать до семи, Альфонсина?

— Молиться Пресвятой Деве Альтаграсии, — сказала та и перекрестилась. — Если calies придут раньше, то стреляй, только и всего.

Ровно в семь у дверей остановился сверкающий синий «Бьюик» с дипломатическим номером. За рулем сидел сам Франсиско Райньери. Едва Антонио Имберт сел рядом, он рванул с места.

— Я сразу понял, что звонят от тебя, потому что Гуарина и твоя дочь у нас дома, — сказал Райньери вместо приветствия. — Второй Гуарины Тессон в Сьюдад-Трухильо нет, так что это мог быть только ты.

Он был совершенно спокоен и даже улыбался, гуайабера на нем была свежевыглаженная, и пахло от него лавандой. Он отвез Имберта в дом на окраине, сделав большой крюк отдаленными улицами, поскольку на главных улицах и проспектах уже выставили заграждения и обыскивали машины. Не прошло еще и часу, как официально объявили о смерти Трухильо. Город охватили тревога и подозрительность, как будто ждали взрыва с минуты на минуту. Как всегда, элегантный, посланник не задал ему ни одного вопроса ни насчет убийства Трухильо, ни насчет его товарищей по заговору. Естественным тоном, словно речь шла о ближайшем состязании по теннису в Кантри-клубе, он заметил:

— При том, как все складывается, немыслимо, чтобы какое-то посольство дало тебе убежище. Да это и не помогло бы. Правительство, если правительство еще существует, ни с каким посольством не посчитается. Тебя вытащат силой, где бы ты ни находился. В этой ситуации тебе остается только одно — спрятаться. В итальянском консульстве у меня есть друзья, но там слишком суетливо: служащие, посетители. Но я нашел человека, совершенно надежного. Однажды я уже прятал у него Юйо Д'Алессандро, когда его преследовали. Он поставил одно условие: никто не должен знать, где ты, даже Гуарина. Ради ее же безопасности прежде всего.

— Разумеется, — пробормотал Тони Имберт, удивленный, что этот человек, с которым его связывали всего лишь приятельские отношения, так рисковал ради спасения его, Тони Имберта, жизни. Он был настолько ошарашен бесстрашным великодушием Кеко, что даже не сказал ему спасибо.

В доме Райньери он смог наконец обнять жену и дочь. Учитывая обстоятельства, они держались очень спокойно. Но, обняв Лесли, он почувствовал, что она дрожит всем телом. Он пробыл с ними около двух часов. Жена принесла ему маленький чемоданчик с чистым бельем и бритвенными принадлежностями. Имя Трухильо не было произнесено ни разу. Гуарина рассказала, что узнала обо всем от соседей. На рассвете их дом наводнили полицейские в форме и в штатском и весь его опустошили, разбив и развеяв по ветру все, что не смогли вывезти на двух грузовиках.

Когда пришло время, дипломат едва заметным жестом указал на часы. Он обнял и поцеловал Гуарину и Лесли и вышел следом за Франсиско Райньери через черный ход на улицу. Через несколько секунд маленький автомобиль с пригашенными фарами остановился перед ними.

— Всего хорошего, желаю удачи, — подал ему руку Райньери. — За своих не беспокойся. У них ни в чем не будет недостатка.

Имберт сел рядом с водителем. Водитель, молодой человек в рубашке с галстуком, но без пиджака, представился ему на безупречном испанском с мелодичным итальянским выговором:

— Меня зовут Кавальери, я — служащий итальянского посольства. Мы с женой сделаем все, что в нашим силах, чтобы вам в нашем доме было как можно лучше. Не беспокойтесь, там не будет посторонних глаз. Мы живем вдвоем. У нас нет ни кухарки, ни слуг. Моя жена обожает заниматься хозяйством. И мы оба любим готовить.

Он засмеялся, и Антонио Имберт подумал, что вежливость требует от него тоже засмеяться. Молодая пара жила на последнем этаже нового дома, неподалеку от улицы Махатмы Ганди и дома Сальвадора Эстрельи Садкалы. Сеньора Кавальери была еще моложе своего мужа — тоненькая девочка с миндалевыми глазами и черными волосами — и встретила его приветливо, с улыбкой, как старого друга семьи, который приехал провести с ними субботу-воскресенье. Она не выказала ни малейшего страха или неловкости оттого, что дает в своем доме приют незнакомому человеку, убийце верховного правителя страны, в поисках которого рыщут сотни солдат и полицейских. За шесть месяцев и три дня, что он прожил у них, ни разу ни один из них не дал ему почувствовать — при том, что он был очень чувствителен, а ситуация предрасполагала к тому, чтобы видеть и то, чего не было, — что его присутствие хоть в малой степени стесняло их. Знала ли эта пара, что рисковала жизнью? Несомненно. Они слушали и смотрели телевизор и подробнейшие рассказы о том, какой ужас вселяли проклятые убийцы в доминиканцев и как многие не только отказывали им в убежище, но и спешили на них донести. Они видели, как сперва попался Уаскар Техеда, которого перепуганный священник не просто подлым образом выгнал из церкви Санто Кура де-Арс, но отдал в руки СВОРы. Потом с подробностями рассказывали одиссею генерала Хуана Томаса Диаса и Антонио де-ла-Масы, как они ездили в такси по улицам города и как их выдали люди, у которых они просили помощи. А потом видели, как увели несчастную старуху, приютившую Ама-дито Гарсию Герреро, после того как убили его самого, и как толпа грабила и разоряла ее дом. Но эти сцены и рассказы не напугали чету Кавальери и не охладили их сердечности к нему.

Когда возвратился Рамфис, Имберт и приютившая его пара поняли, что заключение его будет долгим. Публичные объятия сына Трухильо и генерала Хосе Рене Романа сказали красноречивее слов: генерал предал и никакие военные не восстанут. Из своего маленького мирка, пентхауса Кавальери, он смотрел, как толпы людей часами выстаивали в очереди, чтобы отдать последний долг Трухильо, и на экране телевизора видел свою собственную фотографию вместе с фотографией Луиса Амиамы (с которым не был знаком) под объявлением, обещавшим сначала сто тысяч, потом двести и, наконец, полмиллиона песо тому, кто выдаст его местонахождение.