Книга История Хэйкэ - Эйдзи Есикава

– Конно-мару, вы помните, как давным-давно приходили ко мне с посланиями от господина Ёситомо?

Спокойный голос, кажется, вернул парню разум. Взгляд стал жестким, когда он наклонился к Токиве:

– Итак, вы не все забыли?

– Как я могла забыть, – тихо ответила она.

– Вы, коварная женщина, как можете говорить об этом с таким бесстыдством! Вы действительно воплощение зла!

– Вы правы, Конно-мару. Я хотела, чтобы кто-нибудь сказал мне об этом – обвинил меня, выразил презрение, пристыдил.

– Это действительно так?

– Это правда, Конно-мару. Вы можете убедиться в этом сами; я не пытаюсь от вас убегать.

– Да, это так. Но это, должно быть, мимолетное сожаление.

– Я не сожалею ни о чем, что сделала. Я делала только то, что хотела.

Рука Конно-мару лихорадочно ощупывала меч. Легкое движение руки, и он мог бы воткнуть его острие в любую часть ее тела.

А Токива задумчиво продолжала:

– Для женщины нет другого выбора… По крайней мере, для меня.

Когда Токива говорила, казалось, что через мгновение она упадет в обморок, но этого не последовало.

– Если вы решитесь отомстить мне, убив меня, тогда действуйте. Я готова… Я не буду пытаться убежать, не закричу от страха, – спокойно произнесла Токива, протягивая какие-то письма, которые как будто были у нее наготове. – У меня одна, последняя, просьба. Эти письма адресованы каждому из моих детей, это мои последние послания сыновьям… А это… это письмо моего господина Ёситомо. Позаботьтесь о том, чтобы оно дошло до кого-нибудь из дома Гэндзи, кому можно доверять. Это все, о чем я вас прошу.

После этого она отвернулась от Конно-мару и сложила руки перед маленьким образом Каннон в молельне.

Конно-мару смутился. Он помнил этот серебряный образ, который стоял в комнате его хозяина. Ёситомо молился перед ним каждым утром и вечером. В замешательстве Конно-мару обратился к письму, которое было написано знакомым почерком Ёситомо. Это было последнее послание его хозяина Токиве. Он прочитал его со слезами на глазах.

– Простите меня, моя госпожа. Как я мог быть таким дураком? Правильно говорил этот монах Монгаку – я был не в своем уме с моими мыслями о мести, а вы, беззащитная женщина, намного мужественнее меня. – Наступила тишина. Конно-мару пытался овладеть собой. Затем он продолжал: – Если бы я убил вас, моя жизнь стала бы еще мрачнее жизни Монгаку. Теперь я понимаю свою глупость. Я начну жить заново, жить мужественно… Я обещаю, что письмо моего господина попадет к Гэндзи, живущим на востоке, а эти письма к вашим детям будут своевременно доставлены каждому из них мною собственноручно.

Конно-мару бросился бы к ногам Токивы, но она быстро встала, открыла дверь, выглянула и тут же закрыла ее.

– Я вижу бивачные костры. Не лучше ли вам здесь дождаться рассвета?

Но Конно-мару уже собрался уходить. Он вынул темный шарф, закутал им лицо, обернув длинные концы вокруг плеч.

– Вам не надо беспокоиться обо мне, моя госпожа; они не смогут меня увидеть.

С этими словами он шагнул к двери, широко распахнул ее и растворился в ночи. Через несколько мгновений Токиве показалось, что на стене, огораживающей домик, показалась темная фигура и будто в знак прощания махнула ей рукой, и в ответ она повыше подняла светильник.

Глава 35.Мириады светильников

Долгие дожди закончились, и жужжание цикад, облака и раскаленное небо возвестили о том, что наступил разгар лета.

– Постойте, что, у нас опять наводнение?.. Надеюсь, не слишком большой ущерб, – прорычал Нос. У него была привычка повышать голос на каждого слугу, который попадался ему на глаза при входе в ворота домика Токивы.

Ёмоги и несколько служанок стирали одежду в ручье, который бежал по участку. Неподалеку сушилось несколько бумажных зонтиков от дождя и от солнца.

– Какой красивый зонтик, Ёмоги! Не может быть, что это твой?

– Нет, не мой, это – моей госпожи.

– Твоей хозяйки, да? А что для нее толку от такого зонтика? Она не выходит из дома.

– Я купила его только сегодня утром на Западном рынке. Но, вы не поверите, он показался мне таким старомодным, когда я его открыла, что я положила его сюда вместе с остальными.

– Гм, ты купила его на Западном рынке? Ну а собирается ли куда-нибудь твоя госпожа выйти?

– Она хочет пойти в храм. Сотый день молитвы приходится на послезавтра.

– И могу я спросить, куда именно?

– Куда? Ну конечно, вы знаете – часовня Каннон в храме Киёмидзу.

Нос прошел в дом и некоторое время говорил с Токивой.

Никаких признаков или следов Конно-мару с того дня, как охранников разместили вокруг дома, не было обнаружено, и Нос положился на бдительность воинов. Он фактически начал забывать обо всем этом деле, но тревожился по поводу того, что Киёмори до сих пор здесь не появлялся. Получалось, что его план, заключавшийся в том, чтобы добиться расположения военачальника, ни к чему не привел. Конечно, у Киёмори мало времени на любовные дела, утешал сам себя Бамбоку, и надо проявить терпение, в конце концов он все равно никуда от Токивы не денется. Нос решил ждать и время от времени навещал домик, чтобы убедиться в том, что все идет гладко.

Теперь купец столкнулся еще с одной проблемой. Надо ему или не надо ставить Киёмори в известность, что Токива собирается идти в храм? Если с ней случится что-нибудь нехорошее, в этом конечно же обвинят Носа.

– Естественно, я не хочу отговаривать вас от того, чтобы пойти в храм, я только рад узнать, что вы к этому склоняетесь. Но может быть, было бы благоразумнее сначала выяснить, как к этому отнесется господин Киёмори? Сегодня или завтра я схожу к нему, – сказал Нос Токиве перед уходом.

На следующий день она получила послание о том, что ей разрешено в сопровождении Ёмоги отправиться в храм Киёмидзу. Токива была поражена, оказавшись в часовне, где десять монахов читали сутры специально для нее. Мириады светильников освещали часовню, и, когда она молилась, воздух был густо насыщен фимиамом.

«О боги, позаботьтесь о моих троих оставшихся без отца детях. Их мать для них почти потеряна. Эта Токива – всего лишь пустая оболочка, а дух ее бродит в аду. Какие бы горести и испытания ни выпали на долю их матери, пощадите ее детей. Не допустите, чтобы эти несчастные страдали за прегрешения дома Гэндзи».

И Токива заплакала, вспомнив ту зимнюю ночь, когда она вместе с детьми молилась в той же самой часовне.

– Моя госпожа, служба подходит к концу, не хотите ли вы пройти в отдельную комнату и отдохнуть? – прошептал монах.

Токива пришла в себя:

– Благодарю вас, ваше преподобие. Кажется, вы – Коган?

– Да, Коган. Доброго вам здоровья, моя госпожа.