Книга Сломанные ангелы - Ричард Морган

Его движение я прочитал на слух. Открыв глаза – увидел, что Исаак придвинулся ко мне вплотную, руками опершись на край стола с проекторами. Лицо его выглядело очень недобрым.

– Ковач, не желаешь ли заткнуться? И остаться в своем положении. – Если Карера ждал возражений, на моем лице он не нашел ровно ничего. Отпрянув на полметра, он встал. – Ты способный офицер. Ты – лейтенант, и я не разрешаю просрать эту службу. Ты умеешь вселить в своих людей веру и хорошо знаешь, что такое война.

– Спасибо.

– Не смейся, Ковач. Я хорошо тебя знаю. Это факт.

– Нет, Исаак. Это биотехнология. Факт, что чертовой канителью рулят серотониновая блокада, психологические техники Посланников и взрывная нервная реакция. Гены настоящего волка. То, чем я занимаюсь в "Клине", могла бы делать хорошо обученная собака. К примеру, гребаный пес Вьютин.

– Верно. – Пожатие плеч – и Карера снова занял позицию на краю стола. – И ты, и Вьютин – вы оба имеете… имели весьма сходные послужные списки. Если не веришь – на сей счет имеется заключение психохирурга. Похожий наклон кривой Кеммериха, одинаковый айкью. Совпадает даже спектр отсутствия эмпатии. С позиций неспециалиста вы просто на одно лицо.

– Ага… Правда, Вьютин мертв. Вот что ясно неспециалисту.

– Ладно, возможно, были различия в части эмпатии. Что же, психотехника Посланника – достаточно хорошее средство. Позволяет избежать недооценки. К примеру, недооценки такого человека, как Сутъяди.

– То есть преступление Сутъяди в том, что его неверно оценили? Полагаю, такое обоснование приговора ничем не лучше другого.

Карера замер, наградив меня тяжелым взглядом.

– Лейтенант Ковач. Не думаю, что обязан пояснять свои слова. Мера наказания определена и не обсуждается. Этот человек убил моих подчиненных. Приговор будет приведен в исполнение завтра на рассвете. Мне может не нравиться…

– Какое великодушное признание…

Карера не обратил на мои слова никакого внимания.

– Мне может не нравиться это решение, однако его следует исполнить, и я сделаю именно так. А ты, если отчетливо представляешь, что такое хорошо и что такое плохо, обязан меня поддержать.

– Или что?

Получилось не столь вызывающе, как бы того хотелось. С последним слогом я утробно закашлялся, согнувшись пополам и отхаркивая на пол кровавую слизь. Карера передал полотенце.

– Кажется, ты что-то сказал.

– Я сказал: что, если не подпишусь под твоим решением?

– В таком случае мои люди узнают, что ты сознательно укрыл Сутъяди от военного суда подразделения "Клин".

Я поискал глазами, куда бы выкинуть испачканное в крови полотенце.

– Это что, доказанное обвинение?

– Под столом. Нет, сюда. Ковач, не имеет значения – было это или не было. Склоняюсь думать, что было. Хотя по большому счету – все равно. Я обязан следовать уставу, а наказание должно быть неотвратимым и наглядным уроком. Если это устраивает, снова получишь должность плюс новых людей под команду. Нет – покидаешь строй и занимаешь место на разделочном столе.

– Леманако и Квок такое не понравится.

– Конечно. Но они оба солдаты "Клина", и они выполнят приказ. Если им скажут, что это на пользу.

– Не слишком похоже на преданность.

– Преданность – валюта, ничем не хуже любой другой. Что зарабатываешь, то можешь потратить. А укрывательство человека, известного как убийца людей из "Клина", перевесит все твои прошлые подвиги. Любые подвиги.

Карера отпустил край стола и сел прямо. Судя по положению тела, игра была закончена. Обычно он завершал словесный спарринг именно так: последний раунд должен остаться за ним. Таким я видел Кареру в ущелье Шалаи, когда вокруг нас отступали правительственные части, а сверху, из штормового неба, как град сыпались десантники Кемпа. Тогда отступать было некуда.

– Не хочу тебя потерять, Ковач. И не желаю подвергать ненужному стрессу солдат, которые пойдут за тобой. В конце концов, "Клин" означает большее, чем просто один человек из его состава. Недопустимы и внутренние конфликты.

Всеми брошенный, лишенный огневой поддержки и оставленный под бомбами в Шалаи, чтобы умереть, Карера два часа держался в городских развалинах. Пока их не накрыло штормом, сильно ограничившим видимость. Тогда он повел людей в рукопашную контратаку сквозь ветер и клубы пыли. Не разобравшись в ситуации, десантники струсили, отступив в невероятной панике. Когда шторм закончился, ущелье оказалось завалено трупами кемпистов, а "Клин" потерял всего два десятка бойцов.

Он снова придвинулся ближе и сказал, уже без всякой злости:

– Я высказался достаточно ясно, в конце-то концов? Лейтенант, эта жертва необходима. И может не нравиться нам обоим, но… Пока мы принадлежим "Клину"… Такова цена.

Я кивнул.

– Так что, ты готов, проехали?

– Исаак, я умираю. Если к чему-то и готов, то должен немного поспать.

– Понимаю. Не стану задерживать. Итак… – Он взмахнул рукой, и над рабочим столом ожил объемный экран. Я со вздохом попытался навести на резкость. – Группа вторжения отследила траекторию возвращения "Нагини" и в результате вышла чертовски близко к причальному порту марсианского корабля. Леманако докладывал, что не обнаружил никаких органов управления шлюзом. Как вы попали внутрь?

– Вход оказался открытым.

Не успев выстроить достоверную ложь, я решил не скрывать того, что Карера мог узнать на допросах достаточно скоро.

Он недоверчиво прищурился.

– На военном корабле? Звучит неправдоподобно.

– Исаак, этот корабль накрыт силовым полем, граница которого проходит по крайней мере в двух километрах от корпуса. На кой хрен запирать причальный порт?

– Ты видел сам?

– Да. Действует впечатляюще.

– Гм…

Карера слегка перестроил изображение.

– Электронные ищейки нашли человеческие следы, уходившие в глубь корабля на три или четыре километра. Однако обнаружили вас на посту наблюдения, всего в полутора километрах от входа.

– Что было нетрудно. Мы отмечали свой путь огромными знаками из иллюминия.

Карера мрачно взглянул на меня.

– Так вы ходили в глубь корабля?

– Лично я – нет. – Отрицательно качнув головой, я немедленно пожалел об этом движении. Каюта закачалась перед глазами, выпадая из фокуса и возвращаясь обратно. Секунду я ждал. – Кое-кто ходил. Не знаю, как далеко.

– Похоже, были организационные трудности? Я раздраженно бросил:

– Вовсе нет… Впрочем, не знаю. Исаак, научись удивляться. Поможет, когда окажешься на корабле.