Книга Воспитанник Богов - Владимир Клименко

— Ты даже не знаешь, о чем споришь. Но — берегись! Если ты действительно решишь бежать из города, то тебя ожидают неприятности.

— Зря грозишь, — у Млыя пропал страх. — Я готов снова вступить с вами в битву. Верните меч!

— Так забери его, — безразличным голосом сказал Отшельник. — Но как только ты возьмешь в руки оружие, ты будешь обречен.

Отшельник отвернулся, и толпа послушно расступилась, освобождая ему дорогу.

Как только Отшельник пересек площадь и скрылся в одной из улиц, Млыя вновь окружили всюду следующие за ним зеваки.

— Ты знаешь, кто это был? — спросил Млый у калеки. — Разве Отшельники живут в вашем городе?

— Нет, но они сюда приходят. Их потому и называют Отшельниками, что они несут службу Эгере в одиночку. Их слушаются даже жрецы.

— И это все, что ты можешь мне сказать?

— Мы предпочитаем об Отшельниках не говорить. Они — сами по себе, мы сами.

Только теперь до Млыя стали доходить слова, сказанные Сторожичем при расставании. Этот до боли реальный мир — все-таки созданный. Но не Мареной. Этот мир в мире — вотчина Отшельников. Он порожден их волей и чувствами. А он, Млый, оказался настолько слаб, что не почувствовал этого. Он сам, добровольно, попал сюда. Непонятным оставалось главное — как теперь избавиться от навязанной ему реальности? Мир чужих представлений разрушить можно. Но на что опереться?

«Забери меч!» Как расценить брошенную на ходу фразу? Как разрешение? Нет, все-таки как угрозу! Но ему, Млыю, угрожали уже столько раз, что он к этому привык. Если меч действительно можно взять, то он возьмет его!

В прошлый раз Млый дошел только до храмовых ворот и повернул обратно, теперь ему предстояло войти внутрь.

Не обращая внимания на проституток, которые не были все же назойливы настолько, чтобы он не смог от них отбиться, Млый вступил во внутренний двор. Сопровождавшая его толпа осталась почему-то снаружи, словно испытывала запрет или страх. Этому Млый ничуть не огорчился.

Колоссальный идол Эгеры-Марены навис над ним, заставил задрать голову, чтобы взглянуть в неподвижно-черные глаза, устремленные за горизонт. Рот богини был плотно сжат.

— Можешь ничего не говорить, — пробормотал Млый скорее чтобы подбодрить себя, чем действительно обращаясь к идолу.

Он обошел вокруг статуи, вытесанной из одного громадного ствола неизвестного дерева. Грубо обструганная поверхность отливала вороненой сталью.

Серп, зажатый в правой руке Марены, мало чем напоминал сельскохозяйственное орудие. Да это было и неудивительно, ведь она собирала не злаки, а жизни своих подданных.

— Ну, до меня тебе не добраться, — вновь тихо сказал Млый.

— Ты так считаешь?

Вопрос застал врасплох, Млый думал, что остался с идолом один на один, поэтому вздрогнул и обернулся.

Жрец — тот самый старик, которого он уже встречал неоднократно, стоял около низкой храмовой постройки и внимательно наблюдал за Млыем. Только сейчас почему-то Млый обратил внимание, что за пояс у него заткнут такой же, как у Марены, серп, больше напоминающий ятаган степняков, приходящих с юга.

— А ты думаешь иначе? — вызывающе спросил Млый.

Старик его раздражал, мало того — он его боялся, возможно, не отдавая себе в этом отчета.

— Конечно! Никто не может избежать вечной жатвы. Но ведь ты пришел не для того, чтобы спорить со мной об этом.

— Я пришел не к тебе, — Млый вновь почувствовал, как заныло пораненное медведем плечо. — Я хочу знать, где мой меч!

— Меч больше не принадлежит тебе.

— Я его не отдавал. Меч забрали против моей воли.

— Это теперь неважно. Но, если хочешь, можешь на него посмотреть.

Предложение прозвучало унизительно. В нем чувствовались издевка и уверенность, что Млый не сможет изменить сложившийся порядок вещей. Меч отдан Эгере в жертву, и — точка!

Но если можно увидеть, то, значит, можно и взять!

— Покажи, — тихо, но угрожающе сказал Млый.

Старик, похоже, не придал тону его голоса никакого значения.

— Пойдем, — жрец призывно махнул рукой и первым вошел в храм.

Перед открытой настежь дверью Млый все же замешкался. Не очередная ли это ловушка? Но потом упрямо тряхнул головой — будь что будет.

Внутреннее помещение храма отличалось от двора лишь тем, что было накрыто крышей — большое неуютное пространство с земляным полом и узкими окнами, размещенными так высоко, что до них с трудом можно достать рукой. Изображение Эгеры внутри храма отсутствовало, зато в множестве были расставлены, примерно в полтора человеческих роста, идолы, в которых Млый не смог узнать никого из известных ему богов.

Женщина с большой змеей, кусающей ее в плечо. Раскрашенные глаза жертвы вытаращены в смертельном испуге. Воин со сломанным копьем, беспомощно опустивший руки. Еще один воин, пытающийся разорвать на горле блестящую цепь. Цепь сделана из настоящего металла.

Млый бродил среди идолов, как среди музейных экспонатов, недоумевая, зачем жрец позвал его сюда. И вдруг увидел свой меч.

Заслоненная вначале фигурой воина, перед ним внезапно возникла его собственная статуя. То, что это именно он, сомнений не было. В грубо выточенном лице безошибочно угадывались его собственные черты. Но не это поразило Млыя больше всего — идол был пронзен насквозь мечом. Его мечом!

Клинок вонзили в деревянное изображение с такой силой, что он пробил его навылет, словно стальной иглой насекомое.

— Что это? — невольно воскликнул Млый и вытер со лба испарину. — Что это значит?

— Это значит, что твой меч и ты сам навечно теперь принадлежите Эгере. За любой попыткой уйти от Эгеры последует смерть.

— Но почему? — растерянно спросил Млый.

— Так хотят Отшельники. А что желают они, всегда угодно Эгере.

— А если я не соглашусь, — зловеще прошептал Млый. — Никто не волен распоряжаться за меня!

Он схватил рукоятку меча и с силой рванул ее. Идол покачнулся, но меч остался торчать в дереве так же прочно.

Млый заворчал, как рассерженный медведь, и со второй попытки выдрал идола из земли, как будто корчевал пень. Меч при этом не подался наружу даже на сантиметр.

Пока он бесцельно бился со своим собственным изображением, отовсюду уже бежали жрецы, призванные стариком. На Млыя навалились сзади, скрутили за спиной руки. От резкой боли в груди и в спине Млый обмяк, бессильно подкосились ноги. Его вынесли за ворота храма и бросили прямо на землю.

В толпе захохотали.

Более униженного положения Млый не испытывал никогда.

Хорошо слаженные действия жрецов, отлично владевшими приемами рукопашного боя, напомнили ему о собственном бессилии.