Книга Шестьдесят рассказов - Дональд Бартельми

Шляпы с полями шириной в шесть дюймов, экипажи шириной в шесть футов, Империя поделена на тридцать шесть провинций. При введении в должность чиновников от шестого до первого ранга на язык им кладется нефритовая цикада, поспешающего подземными переходами императора осаждают жены, столь многочисленные, что он уж не пытается более запомнить, как звать какую, а говорит просто «жена» и спасается бегством от их утомительного совершенства, он рассылает армии семо и овамо, как другие рассылают гонцов, нужно проверить модель Китая, создаваемую по его указу, осмотреть ртутные реки и селадоновые[89]города, когда по твоему велению душат оплошавших ремесленников, остаются их семьи, всегда, как назло, многочисленные, на площадях и в питейных лавках все чаще слышен враждебный шепот.

Император Цинь Ши Хуан-ди повелел, дабы вокруг его гробницы были закопаны заживо шесть тысяч лучников, копейщиков, колесничих и музыкантов, в правильном боевом строю, вместе с двумя тысячами коней; высшие сановники пытаются переубедить государя, такой указ может взбунтовать население, однако гробницу должны защищать ни больше ни меньше как шесть тысяч лучников, копейщиков, колесничих и музыкантов, дабы ее не постигла судьба многих гробниц прошлого, владетельный князь Цзиньчана незаконно захватил соседские земли, душители призваны и получили задание, полководцев из пограничных провинций нужно держать в постоянном страхе, не то ненароком запамятуют, кому присягали на верность…

Среди подношений этого утра два тигра из белой яшмы, в натуральную величину, работа мастера Ли Юя, император самолично берет в руки кисть, чтобы нарисовать черным лаком глаза, высшие сановники предлагают для охраны гробницы закопать по ее сторонам шесть тысяч терракотовых воинов и две тысячи таких же коней, в натуральную величину, взбешенный император повелевает трем тысячам заключенных в тюрьмы преступников вырубить все деревья на горе Сян, превратить ее в голую, лысую шишку, это заставит малопочтительных чиновников задуматься над своей возможной судьбой, император заказывает придворным поэтам стихи о бессмертных, чистых существах и благородных духах, чьими трудами ночь превращается в день, затем эти стихи поются в его высоком присутствии, исстари известно, что весна — не время для казней, это знает любой ребенок, и все же, при определенных обстоятельствах…

Проворный и хитрый убийца Цзинь Кэ обезглавлен, незавершенное им покушение отмечено в летописях, незавершенные им перед смертью слова из летописи исключены, поспешая переходами, связывающими созвездие дворцов воедино, император принимает прошения и засовывает их в рукава халата, семьдесят тысяч заключенных изо дня в день возводят гробницу, работы начались в тринадцатый год его правления, две тысячи сто семьдесят три метра с севера на юг, девятьсот семьдесят четыре с востока на запад, потолок сокровеннейшей камеры представляет небо, усеянное звездами — жемчужинами небывалой величины, император Цинь Ши Хуанди дает себе передышку, пьет теплое вино и размышляет, хватит ли в гробнице стульев для бесчисленных жен, чиновников, полководцев, которых похоронят вместе с ним, невинные отроки и отроковицы, ушедшие вместе с мудрейшим Цу Фу, бесследно исчезли, не иначе как всех их пожрали чудовища…

За тысячу корзин риса рядовой обыватель может купить чиновничий ранг, кошмар, полное падение нравов, строительный камень, слишком большой, чтобы пройти в городские ворота, получил в наказание шестьдесят плеток, одна из придворных дам, госпожа Яо (та, что с длинным шрамом на правой ноге), вызывает желание, но найти в этой путанице строений и переходов путь к ее павильону — задача почти неразрешимая, некий святотатец называл его собакой, курицей и гадюкой, поразительное убожество ума и фантазии, вместо деревьев надо засадить гору Сян квадратными обтесанными брусьями, дабы некоторые из чиновников поглубже прониклись пониманием государственной воли…

Нет. Он доверит охрану гробницы глиняным воинам, но вместе с ними будет похоронен и один настоящий воин, принц, сокровенное счастье, он своими руками приготовит зелье, мягко и безболезненно погружающее в вечный сон, отцовское счастье, прежде чем поднести принцу зелье, он нашепчет ему на ухо бессчетное множество всю жизнь скрываемых тайн, нечеловеческое, безумное счастье, похоронившие принца будут похоронены следом за ним, счастье в квадрате, те, что их похоронят, будут отправлены на войну — войну, которую он, силой своего несравненного военного искусства, сумеет проиграть, печальное, отстраненное, профессиональное счастье, босой и оборванный, будет он бродить по улицам столицы, бичуя себя по обнаженным плечам веткой колючего кустарника, наказание за проигранную войну, тайное, болезненное счастье, взятые вкупе, эти счастья могут сравниться с цветами бессмертия, растущими на волшебном острове Пэнлай как сорные травы, как сорные травы…

ТАИЛАНД

— Да, — сказал старый вояка, — такое не забудешь. Это было во время Корейской войны.

«Господи Исусе, сохрани и помилуй», — беззвучно вздохнул слушатель.

— Это было во время Корейской войны, — повторил старый вояка, — Мы там стояли на тридцать восьмой параллели, наша, значит, дивизия, рядом с Чхорвонской долиной. В пятьдесят втором, вот когда это было.

«О Боже, — сказал про себя слушатель. — Энчилады[90]под зеленым соусом, "Дос Экие"[91]и буррито[92], а лучше — пару.

— У нас был этот батальон таиландцев, приданный нам, — сказал старый сержант. — Отличные ребята, лучше не бывает. Мы еще называли их участок «Таиланд», ну вроде как это вся страна. Они такие, знаешь, мелкие. Мы всю дорогу с ними гудели. Ихнее пойло называется «Меконг», от него аж эмаль на зубах крошится. Там, в Корее, мы только что бензин не глотали, а так — что угодно.

«Энчилады под зеленым соусом и Гильда. Гильда в той раскаленной блузке».

— Так вот, в тот раз, про который я тебе говорю, мы тоже поддавали в «Таиланде», там был этот старший сержант, таиландский, значит, сержант, дружок мой, Сучай, так его звали. Длинный парень и тощий как не знаю что, исключение, как говорится, из правила. Мы с ним были не разлей вода, даже в КО старались подгадать вместе. Ты-то слишком молод, чтобы знать, что такое КО, это краткосрочный отпуск, когда ты садишься на самолет и мотаешь в Токио, окунуться, как говорится, в соблазны большого города.

«Я молод, — думал слушатель, — молод, молод, Господней милостью я молод».

— Так вот, в тот раз, про который я тебе говорю, — сказал старый сардж, — мы стояли на склоне холма, таиландцы, они удерживали этот холм, на котором держалась вся ГЛО — главная линия обороны, не вся, конечно, а ближняя ее часть, здоровая такая горушка, высота сколько-то там не помню сколько, и это был праздничный день, ихний, таиландский, какой-то большой праздник, солнце палит, а в небе ни облачка, ни облачка. Они выставили тридцать семь здоровенных лоханок с кэрри, все разные, в каждой лоханке другой кэрри. Был даже угревый кэрри, вот как.