Книга Игры рядом - Юлия Остапенко

Пить никто не стал.

— Мы-то здесь при чем? — резко спросил я. Ристан слегка вздохнул.

— Тысячи лет назад Демон предвидел свое заточение. Это абсолютно ясно из самых первых преданий. Он знал, что подвергнется покушению, и у него было время изобрести способ, благодаря которому он не только не будет уничтожен, но и переродится в нечто… большее. Когда-то, давным-давно, с ним такое уже случалось. И его воскресили. Но тогда ему отдали только одно сердце.

— Одно?.. — в голосе Йевелин звенела дрожь.

— Да, одно. И он стал… почти этим человеком. Это было неправильно. Безымянный Демон не может быть человеком. Не должен. Иначе у него появятся все слабости, свойственные человеку. А в сочетании с силой, свойственной Демону, это уничтожит и мир, и его самого. Возникла необходимость нового перерождения. Более… продуманного.

— Из двоих, — мой голос стал словно чужим.

— Не просто из двоих, — цепкий взгляд Ристана метнулся с меня на Йевелин и обратно. — Из двоих, объединив которых, можно создать третье. Иное, чем совокупность этих двоих.

Я вспомнил Дарлу и Куэйда, их лица в белых волдырях и глаза, знающие больше, чем узнал бы я, если бы жил хоть тысячу лет.

— Это не мы, — сказал я. — Мы не сможем.

— Именно, — согласился Ристан. — Не сможете. Это вы, но вы не сможете. Более того: не должны. Демон оставил предупрежения, изложенные смутно и двусмысленно, но мне удалось их расшифровать. Если бы жрецы пожелали меня слушать, они бы тоже поняли это.

— Поняли что?

Ристан скривился, его лицо исказилось, стало очень старым, отупело-жестоким, словно лицо злобного сказочного гнома-людоеда.

— Из-за любви, — почти с отвращением сказал он, и я вдруг увидел Ларса. Это исказившееся лицо и гадливость при звуке слова, которое ничего не значит… Мне вдруг нестерпимо защипало глаза.

— При чем тут любовь? — глухо спросила Йевелин.

— Проводники не должны любить друг друга. Они не должны даже друг друга знать настолько близко, чтобы могли полюбить. А вы любили еще до того, как впервые встретились.

— Вранье! — вырвалось у меня. — Это… при чем тут какая-то гребаная любовь?! Это просто такая игра!

Лицо Ристана разгладилось, утратив пугающее сходство с Ларсом, взгляд стал мягким и очень печальным.

— Конечно, — сказал он. — Это просто такая игра.

Я бессильно прислонился к стене. Йевелин осталась стоять чуть впереди. Я видел ее спину, изящные лопатки, выпирающие под холщовой тканью куртки, широко расставленные ноги, судорожно стиснутые кулаки. И свет, все так же слабо переливавшийся в ее волосах.

Это просто такая игра.

Наша общая игра, только и всего.

— Любовь — это что-то третье, — проговорил Ристан. — Она само по себе что-то третье. Что-то, что над. Над тобой и над тобой, вне вас обоих, оно будто само по себе. И вас уже не двое — вас трое. И то, что вы успели создать, не должно попасть в Демона.

— Иначе?.. — сказала Йевелин.

— Я не знаю, что иначе. Знаю только, что этого нельзя допустить. Демон сказал: да убоитесь вы черной любви. Это всегда трактовали как запрет на соитие между предками Проводников. Но не в соитии дело. Твой дед и твоя бабка бежали из храма вместе лишь для того, чтобы вы потом могли друг друга любить. Потому что они — не любили. Они просто этого хотели. Мечтали. А вы не хотите. Не мечтаете, вы этого боитесь. Йевелин, ты боишься его любить, потому что твоя любовь способна только убивать. Эван, ты никогда не позволишь себе ее любить, потому что ты можешь вести, только пока тебе всё равно, только пока ты никто, а любовь делает кем-то.

— Любовь делает демоном, — это был голос Йевелин, но звучал он почему-то в моей голове.

— Да, любовь делает демоном. Вы не хотите этого чувства и не называете его по имени, и ему ничего не остается, как появиться… стать чем-то третьим.

Он встал, шагнул вперед и оказался между нами. Раскинул руки, коснулся пальцами правой руки лица Йевелин, а пальцами левой — моего. Ни один из нас не шевельнулся.

— Ваша игра сделала вас демонами. Она создала что-то третье, что имеет название, которое можно понять только так, как захотите вы. Безымянный Демон не имеет имени и потому дает имена всему. Безымянный Демон вернется, если сделать его из людей. Что же будет за демон… если сделать его из демонов?

Я обнаружил, что стою с закрытыми глазами, уже не знаю как давно. И еще почувствовал руку Йевелин в своей руке. В обеих руках. Будто бы изнутри. Будто она была внутри меня и оттуда, изнутри, касалась моих ладоней. Или я был внутри нее. Разница совсем не ощущалась.

Голос Ристана шел извне, словно сквозь слой неосязаемой душной ваты, холодной и липкой, как паутина, и абсолютно черной. И в этом голосе я теперь явственно слышал ужас — беспомощный и всесильный, я знаю его, я видел его раньше в ее глазах…

— У него своя игра… Демон безымянен, и у него своя игра. У вас свои игры… у каждого… и своя игра для двоих. Два человека в демоне… и два демона в человеке. Так нельзя. Демон сказал: нельзя. Он этого не хочет. Вы не должны… Так… нельзя…

Я увидел свет.

Много мучительно-красного света; так, наверное, видит мир младенец через миг после того, как покидает утробу матери. Сквозь этот свет виднелся мир. Мой мир. Твой. Наш?.. Далеко-далеко, в багряной дымке, неизвестный, неинтересный… ненужный… Нарисованный. Нарисованный мной.

Боги, что с нами?

Я заставил себя открыть глаза. Ноги держали плохо, и я покачнулся, когда шагнул к Йевелин. Ристан смотрел на нас, но его глаз я не видел — их подернула красная дымка.

Вздохнула Йевелин — шумно и очень удивленно. Что увидела она? Йев, что ты увидела?

— Ристан… — в ее голосе звучала неуверенность, смешанная со страхом.

Это словно привело меня в сознание. Я тряхнул головой, выпрямился, осмотрелся, радуясь вернувшейся ясности взгляда. Лицо Йевелин было совсем белым, а лицо Ристана — таким же приветливо-сочувствующим, как когда я впервые увидел его внизу, и внезапно меня захлестнула волна нелепого, радостного облегчения.

— Я подумала… — по губам Йевелин скользнула неловкая улыбка, я и понял, что она чувствует то же самое. — Подумала, если это действительно так… возможно, вы пришли, чтобы убить нас.

Ристан спокойно, отечески улыбнулся.

— Ты совершенно права, — сказал он. И я впервые узнал, что такое тьма.

ГЛАВА 42

— Мертвы?!

Стул с грохотом падает на пол. На полу ковер — черный, мягкий и теплый, как тьма. Но от этого грохота лопаются барабанные перепонки.

— Ты сказал, они мертвы?! Оба?!

— Да, милорд. Простите…

— Как? Почему?!