Книга 1993 - Сергей Шаргунов

– Бежим? – задорно спросила Олеся.

– Погоди, – он высунул руки и стал приподниматься.

И тут ударил пулемет.

Санитары забились в волнах свинца, одежда, разлетаясь, заклубилась вокруг них, как снежинки. Возможно, эта метель только пригрезилась ему, он не видел, как они упали, не видел и судьбы иностранцев, он сам упал, забыв обо всем, вжавшись носом в асфальт и не смея поднять головы, а следом за пулеметом загрохотали все стволы.

Потом стрельба поутихла, из открытого окна стали слышны голоса.

Один был раздраженно-запаренный:

– Вов, того сними. Дальнего, с флагом.

Мгновение – и веселый ответ:

– Добегался, козел.

– Смотри, очухались тараканы… Вон слева… смотри… полезли…

– Куда лезут? Фанаты х… вы.

– Димон, в плаще, чур, мой.

Стрельба усилилась, воскрес пулемет, а очереди стали гуще и злее, как будто подтащили патроны.

– Слышь, – сосед тряс Виктора за плечо, – давай за грузовик. Там надежнее. И свою прихватывай. Скажи своей…

Военный грузовик, еще недавно таранивший стеклянные двери, стоял метрах в пяти от них, и за ним было какое-то копошение.

– Подстрелят, – сказал Виктор безнадежно.

– Не подстрелят. Жди: пулемет заткнется, значит, лента кончилась; пока он менять ее будет, мы и проскочим.

– Так не один же пулемет стреляет.

Сосед повернул к нему смутное заросшее лицо и обдал горячим дыханием:

– Пулемет всего хуже. Они не ждут, что мы побежим. Не целятся… Они дальше пуляют, по улице. А нам всего надо пять сек. Ты весь не вставай, согнись. Или катись.

– Слышала? – Виктор повернулся к Олесе.

– Слышала. Бежим?

– Погоди, ты что!

Потом пулемет взял паузу, и все трое тенями перекинулись за грузовик – их встретил мат, потому что было дьявольски тесно и они по очереди налетели на седого фотографа, который был без сознания; его спасителя сразила пулеметная очередь. Здесь сидели пышноусый северный тип с автоматом между ног, щекастый мальчонка в омоновской каске, куривший в кулак, женщина в пуховом платке, повторявшая какие-то заклинания, мужчина с дымной шевелюрой и диктофоном, и еще, мешая, торчали тяжелые ботинки двух мертвецов, засунутых под днище.

– Пулемет замолчит, а мы дальше побежим? – спросил Виктор бородатого.

– Слышь, сиди! Увидят – сразу положат.

– Вить, – вдруг как-то по-домашнему позвала Олеся. – Меня торкнуло вроде.

– А? – испугался он. – Где?

– Ерунда. Не болит, а ноет. Я бежала, и меня в плечо, как молотом. Меня отпустило уже. Боли нет, – она словно уговаривала саму себя, что всё нормально, – может, и раны нет.

– Где? – Виктор ощупывал ее куртку – цела, сухая, стянул непослушными руками, и руки задрожали так, что не смог ничего делать: ворот белой блузки был мокрым от крови.

– Слышь, я в этом деле малость понимаю. – Мужик, посоветовавший им грузовик, строго отстранил Виктора, наклонился, с силой рванул ворот по самую грудь. – Да-а…

– Ну что там? – спросила Олеся, слегка капризничая. – Блин, холодно.

Мужик жевал в бороде губами, испытующе смотрел на Виктора:

– Почти в шею. Навылет. Ничего, жить будет.

Теперь он с треском рванул свою рубаху, черную, и заправски завязал Олесе предплечье, протянув у нее подмышкой длинный лоскут.

– Ты как? – Виктор приобнял ее и, не удержавшись, чмокнул в щеку.

– Немного это… всё плывет… – сказала она с неловким смехом.

– Скорая есть? – Он обернулся и удивился.

Он ожидал увидеть пустую улицу, но люди оставались, их, пожалуй, были сотни: они стояли кучками, подальше, кто-то лежал, кого-то несли, кто-то бежал, пригнувшись, больше всего народу было на той стороне, у другого подъезда. Там и тут сверкали слепые пули, будто высекая искры. Невдалеке пылал автобус, оранжевый огонь вырывался из окон и лизал небо. “А если грузовик загорится?” – подумал Виктор, и, как назло, цокающий звук раздался слева и справа – это стали стрелять вблизи, похоже, полируя местность у подъезда; кабина железно загремела.

– Повторяй за мной, – Виктор взял Олесино запястье, ловя нехороший нитяной пульс. – Один, два, три, четыре, пять. – Где-то он слышал, что от потери сознания может спасти счет. – Повторяй! Так надо, повторяй! Ты слышишь меня?

Она качнулась, улеглась затылком ему на колени:

– Два, четыре, четыре, восемь, два, два, пять.

– Тебе плохо? – он легонько встряхнул ее голову.

– Это мой телефон, – судя по голосу, она бодрилась.

– Точно! – обрадовался Виктор. – Будем повторять твой телефон. Назови еще раз! Олеся! Ты здесь?

Они называли и называли цифры, он быстро заучил ее номер и, замечая, что она плывет всё глубже, встряхивал ее голову, даже разок хлопнул по щеке. Он предложил называть эти же цифры наоборот, с конца в начало, но она не справлялась.

– Анекдот вспомнил: чем закончится перестройка? Перестрелкой! – Дымчатый негромко заржал, словно заискивая перед реальностью. – Дорогой, угостишь табачком?

Мальчонка в каске молча протянул пачку с отдельно торчащей сигаретой.

– Это не перестрелка, а расстрел, – тихо сказал усач с автоматом.

– Простите, можно обратиться? – Дымчатый подсел к нему ближе. – Я журналист, лицо нейтральное. Не для записи, для себя. Я одного не могу понять…

Усач не шевельнулся.

– Я одного не могу понять, – продолжил дымчатый как бы виновато, – зачем вы стреляли? Из гранатомета – зачем? Думали, сойдет?

Усач заерзал, точно вопрос задел за живое:

– Мы не стреляли. Это они сверху… гранату… светошумовую…

– Далось вам это Останкино…

– Приказ есть приказ.

– Правильно, что Останкино! – бросил Виктор, отрываясь от Олесиного пульса. – Это для них нервный узел!

– А для вас это что? Праздник непослушания?

– Почему? – не понял Виктор.

– Потому что потом бывает ата-та. Ремнем по голой заднице. Детский сад на выезде. – Дымчатый говорил увлеченно, очевидно, осмелев. – Вы же знаете: у Ельцина – силовики. Министр МВД Ерин. Он блокировал Белый дом, он разгонял ваши митинги. Теперь получите министра обороны Грачева. Армию получите. Сидели бы, не рыпались, изображали жертву. Авось чего-то и высидели бы. – Окурок резко черканул по асфальту.

– Мне всё равно, – сказал усач спокойно, всё так же тихо, как о давно определенном. – Если сейчас выживу, то вернусь в Дом Советов. Встану на Горбатом мостике. И никто меня оттуда не уберет – ни танки, ни самолеты.