Книга Наша светлость - Карина Демина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кайя стоял, заложив руки за спину, разглядывая людей с несвойственным ему прежде интересом. Люди стонали. Поскуливали. Пытались подняться.
На ногах, помимо моего недоброго супруга, находился лишь Сержант. Да уж, совесть над ним поработала изрядно. Хотелось бы верить, что после этакой ударной профилактики уснет она крепким сном. В этом мире, как я усвоила, совесть — непозволительная роскошь.
— Ваша Светлость, — Кормак появился из бокового коридора, и я в жизни не поверю, что лорд-канцлер просто мимо проходил. Вид у него был бледный, но пожалуй и все. — Что здесь случилось?
Какое искреннее недоумение!
Все-таки у лорда-канцлера есть чему поучиться.
— Хотелось бы узнать, с каких это пор вы отдаете приказы, ограничивающие свободу действий моей жены? — рука Кайя опускается на мое плечо, и Наша Светлость сразу ощущают глубину нанесенного ей оскорбления. — И позволяете своим людям на нее нападать?
— Простите, но я ничего подобного не приказывал…
На чистосердечное признание рассчитывать не следовало. Кормаку не идет выражение растерянности, и в раскаяние, мастерски исполненное, не верю.
— Мои люди проявили излишнее рвение. Я немедленно их уберу.
Я подала Сержанту платок, пользы мало, но разбитый нос лучше платком затыкать, чем рукавом. И красавец. Определенно. Часика через два и вовсе глаз не отвести будет.
— Не стоит. Думаю, дважды они не ошибутся.
И вот как это понимать? Этакая любезность и вдруг отказываться…
…Кайя! Объясняй!
…Кормак спровоцировал конфликт, надеясь, что я воспользуюсь предлогом и потребую убрать охрану. Он полагает, что планируется побег.
Наверное, я глупая, но зачем Кормаку помогать? Ему бы наоборот, усложнить задачу, а не облегчать ее. Дурно пахнет этакая любезность.
…если есть побег, есть те, кто его готовил. Поимка с поличным. Второй суд. Или как вариант, он не готов идти до конца. Кормак учитывает последствия своих поступков. И если я не поддался на шантаж, то остается сменить тактику. Позволив Тиссе сбежать, он поставит меня в зависимое положение. И еще. Если Тисса вдруг исчезнет во время побега…
Кормак получит удобного заложника. И рычаг давления на моего супруга.
Безумие.
Но в этом безумии у меня своя роль. Постараюсь отыграть ее так, чтобы стыдно не было.
Надо сказать, что привычное средство не помогло. Нет, определенное прояснение в голове наступило. И противно ноющая челюсть — все-таки есть в прочных костях некоторое преимущество — отвлекала от голоса совести, но не настолько, чтобы он вовсе исчез.
Да и проблема оставалась нерешенной.
Сержант ненавидел нерешенные проблемы, поскольку в перспективе они имели обыкновение разрастаться до невероятных размеров. И во избежание подобного, нельзя было откладывать разговор.
Леди Элизабет визиту не обрадовалась, но не настолько, чтобы с ходу указать на дверь. Эта женщина на свою беду была слишком хорошо воспитана. И даже если удивилась тому, как Сержант выглядит — а несмотря на все усилия, выглядел он не слишком подобающим для бесед с утонченными дамами образом — то виду не подала.
— Боюсь, Меррон не сможет вас принять, — сказала она и подбородок вздернула, всем своим видом показывая, что ни за что не выдаст племянницу.
— Ее здесь нет?
Тетушка поджала губы. Значит, угадал.
Оставалось надеяться, что эта упрямица пошла не туда, где ее угостили травкой или хотя бы дважды подумает, прежде чем снова пробовать.
И зачем было с нею связываться?
— Хорошо, — не дождавшись приглашения, Сержант присел и с немалым наслаждением откинулся на спинку дивана. Мягкий. Розовый. И пахнет ванилью… женщины обладали талантом изменять окружающее пространство таким образом, что Сержанту становилось в нем неуютно. — Я хотел поговорить именно с вами.
Леди Элизабет слегка побледнела.
Руки сцеплены в замок. Взгляд настороженный. И растерянный.
А ведь она нервничает куда сильнее, чем Сержант предполагал. Боится? Чего? Но всяко страх перед этим чем-то заставляет ее разговаривать. И это уже хорошо. Сержант надеялся, что его хотя бы выслушают. Если поймут — и вовсе замечательно.
Обычно женщины как-то неправильно его понимали. С ними было сложно. Они говорили одно, делали другое, а виноватым почему-то всегда оказывался Сержант.
Женщины норовили заполнить окружающее пространство — запахами ли, звуками, бессмысленными, но крайне хрупкими, вещами, вроде этих фарфоровых кошечек, что выстроились на столике. Кошечки не спускали с Сержанта нарисованных глаз, и смотрели как-то не по-доброму.
Подозревали, что обивку дивана кровью испачкает?
Вроде уже не кровит… и чужой быть не должно — специально переоделся.
Но кошечки не верили.
Ждали. И молчание становилось неприличным.
— Прежде всего, должен кое-что прояснить. Я не имел намерения навредить Меррон. Полагаю, вследствие некоторых… наследственных особенностей я в принципе не способен причинить ей вред.
Глаза у кошечек узкие, как у Меррон, только цвет другой.
— Вы… ее…
— Отшлепал. Как ребенка. В тот момент я не видел иного способа. Слушать меня она бы не стала. Вас — тем более. Она привыкла к тому, что вы позволяете ей все или почти все.
Подбородок поднялся еще чуть выше. Леди Элизабет готова к обвинениям.
А кошечки неодобрительно щурятся. Вот какой в них смысл? Пыль собирать?
— Полагаю, вам кажется, что вы ее защищаете. И вряд ли вы скажете, где она сейчас.
Робкий кивок.
— Я не буду настаивать. Вы знаете, что такое хишемская травка?
Знает. И впервые вежливо-отрешенная маска дает трещину.
— Меррон не могла… — в голосе удивление, недоверие и все-таки сомнение.
Леди Элизабет сама не знает, как далеко способна зайти ее племянница.
— Сомневаюсь, чтобы она была в курсе, что именно курит. Но там, где она проводит время…
…и тетушка прекрасно знает, где именно. Сержант тоже выяснит. К вечеру. У этой семьи не так много знакомых, а станет еще меньше.
— …принято курить. И не табак. На табак я бы глаза закрыл. Мне интересно, насколько случайной была эта сигарета.
Сержант потрогал языком щеку. Зубы на месте. Кости целы. А мышцы к завтрашнему отойдут. Но привычки определенно пора менять. В его возрасте безумства столь же непростительны, как и глупость.
— Это… это просто салон… литературный, — леди Элизабет выдохнула с какой-то непонятной обреченностью. — Я еще удивилась, что Меррон понравилось. Она обычно избегает… а я заставила пойти и она… она сказала, что там все иначе.