Книга Хрен знат 2 - Александр Анатольевич Борисов

забором по всему периметру элеватора с вечера до утра не выключается свет.

Мысли были. Они изумлённо роились в моей черепной коробке и постепенно выстраивались в большой вопросительный знак. Это не то прошлое, в котором я в прошлый раз жил. Похожее, но не то. Или в него попал кто-то ещё, за несколько лет до меня. А как ещё это прикажете понимать?

В остальном всё складывалось удачно. Пёс не залаял, калитка не скрипнула, дверь на веранде не заперта. Там я разоблачился и, шлёпая босыми ступнями, прошествовал к остывшей постели.

— Где был? — спросонья спросила мать.

— В сортире, Китай бомбил.

И тут прокатило…

* * *

Дрыхнул без задних ног. Мог бы ещё, если б не мухи. Мало им места на потолке — морду мою подавай! Вот падлы! И в ухо лезут, и в нос. Рук не хватает отбиться.

Жизнь продолжается. Во дворе бабушка кормит курей. Верней, пробивается к «ихней» кормушке сквозь частокол тел. Распихивает ногами: «Да штоб вы повыздыхали!»

Дед наверное спит, отдыхает после дежурства. Мамка в школе. И мне пора впрягаться в обыденность. На столе накрытая кружка с взваром, вчерашний хлеб, кружевной носовой платок с завёрнутой в узел мелочью. Можно не пересчитывать: там рубль — тридцать шесть. Это на бидон молока, каравай белого хлеба и булку чёрного — для Мухтара.

А значит, пора в магазин. По дороге я всматривался в знакомый пейзаж, искал нестыковки. Даже Витьку Григорьева просканировал предвзято и пристально.

— Ты чё?

— Да ничё! Откуда фингал?

— С Петькой пацапался. Стырил газету с моей фотографией и утащил в сральник. Еле отбил. На, забирай своего «Кондуита», пока он его на листочки не распустил.

— Читал хоть?

— Не-а, когда?

Проводил он меня до железки и ушёл по своим делам, «прятать газеты на чердаке»: Петька туда не полезет, слишком «чижолый».

Вот жизнь! Папка у Витьки дяхан суровый, внешне похожий на коршуна. Участник войны, офицер, орденом награждён. Народный дружинник, входит в родительский комитет. А сыновья раздолбаи.

Да, трудный попался материал в лице Казии. Время может быть и другое, но он прежний. И как мне такого балбеса до ума довести?

Успеть бы!

Так за тяжёлыми думами и забыл, что нужно крутить головой. Вернулся из магазина, поставил покупки на стол — Акимовна идёт с островка, тяпку несёт. Тоже, смотрю, прежняя:

— Чи ты вчера полол? О, я гляжу, и хлеб успел принести? Вот вумница! Только из хаты ни-ни! Мама сказала, пусть ждёт.

И пошёл я на улицу. Время такое, что пока собирать камни. До тридцатого всего ничего. Сорок дней. Не боюсь, но держу в уме…

Больше всего булыжников насобирал в кюветах. Их туда, будто сама дорога выдавливает. Десяток нашёл около бака, где взрослые пацаны выплавляли свинчатки, и огораживали кострища камнями.

А дальше хоть плач! До Витькиной кладки дошёл — нет ни фига! Ну, там дорога в смоле, а вместо кювета речной обрыв. Кучка тоже, сначала росла, потом как заклинило. Сколько булыг не клади, всё, падла, в одной поре!

Дед вышел, почесал пузо:

— Пожалуй, что хватит! Я там вчера извёстку в ведре развёл. Палкой взболтай, через марлечку процеди. На квартиру возьмёшь.

Бабушка:

— Щётки я дам.

— Да погоди ты со щётками! Краска в сарае. Отвёртку с собой захвати. Это тебе банку открыть, и мало ли на что пригодится…

Хотел я ему сказать, чтобы дал немного олифы. В прошлый раз не хватало краски, где-то на метр до порога. Всё, что оставалось на донышке, я тогда растительным маслом развёл. Сохло не меньше месяца. И главное, место самое ходовое, за дверью на кухню. Мы с мамкой туда проникали по принесенной из дома дощечке. Ох, как трудовик смеялся, когда я ему на это пожаловался!

Не сказал. И правильно сделал. А то б сорвалось что-нибудь с языка.

Вообще-то перед ремонтом нужно объект осмотреть, составить примерную смету, но дед рассудил так:

— Будет что лишнее, назад привезёшь. Ноги у тебя есть. Что в той квартире? — побелил да покрасил.

Ага, «побелил да покрасил»! А то я не помню, как было! Да это ведро извёстки на одну только кухню уйдёт. Весь потолок в копоти. Там тётка жила, самогонщица, варила по пьяному делу…

Стоп, себе думаю, а как же письмо из ящика, тот же сарай? Это на первый взгляд, прошлое структура аморфная, без потайного дна.

И сам себе возразил: прошлый раз мамка получала квартиру, когда я учился в восьмом классе. А сейчас перешёл в шестой. Многое за три года может произойти. Вселилась бы вместо нас та же бабушка самогонщица, квартиру государству сдала, а сарайчик разобрала на кирпичи. Кто запретит, если это её частная собственность? Так что рано ещё делать выводы: то это время, или не то.

Оно и пошло по другому сценарию. Мамка вернулась из школы с ордером, но без ключа:

— Там девочки к часу придут, будут работать. — И на меня, — ну-ка помой шею, надень что-нибудь поприличнее и только посмей тётей кого-то назвать! Для тебя они только: Зинаида Петровна, или Раиса Максимовна!

Да же бабушке стало за меня неудобно:

— Што он, совсем сказивси?

* * *

Выступили в половине первого. Я вёл на руках дедов велосипед с полным обвесом. Тут не зевай: на руле с двух сторон по ведру. То что с известью, нужно было всё время поддерживать на весу. Иначе беда! И велик засрёшь, и сам изгваздаешься.

Мамка шла рядом багажником. Следила, чтоб ничего из сумки не выпало, и веник на повороте не выскользнул. Тут не до светских бесед.

В общем, рулю, камушки объезжаю, слышу над ухом: «Ой!» — Что за чёрт, неужели кого-то задел?

Вскидываю глаза: та самая Зинаида Петровна, что должна, по идее, сейчас на квартире впахивать. Руки калачиками подле груди,