Книга Башмаки на флагах. Том 4. Элеонора Августа фон Эшбахт - Борис Вячеславович Конофальский

хотелось поехать, но было уже поздно, он не успел бы в город до закрытия ворот. Да и устал он, поэтому до рассвета решил отдохнуть. Но рано ему лечь не довелось, и причиной на сей раз были не его женщины, а его вернувшийся из Ланна племянник Бруно Фолькоф и молодые господа, что были там с ним.

Племянник был великолепно одет. Не зря портные Ланна считались вторыми в мире после портных из Ламбрии. Юноша был великолепен; то ли сам, то ли посоветовали ему, но теперь он был одет в белое и синее. Белый колет, белый берет с синим пером и белые чулки великолепно сочетались с синими панталонами, маленьким синим плащиком и синими мягкими туфлями.

— Господин Габелькнат посоветовал мне этот костюм, он в ваших цветах, дядя, — крутился перед кавалером молодой человек.

— Хороши, что ж тут скажешь, — произнёс Волков.

— Ваша невеста сойдёт от вас с ума, — добавила Бригитт.

— Да? — спросил у неё Бруно. — Вы так думаете, господа Ланге?

— Я в этом уверена, молодой господин, — отвечала красавица. — Вы юны и прекрасны, жена будет вас ревновать к служанкам. Уж поверьте.

— Эх, хоть бы знать, какова она, — говорил Бруно мечтательно, — может, она и не стара ещё и не отвратна.

— Успокойтесь, племянник, и не обольщайтесь, — сразу прервал его мечтания кавалер. — Женщины из таких семей имеют за собой всегда достойное приданое, а с подобным приданым вам она и молодой, и красивой должна казаться. А для сердца так заведёте себе истины сердечного друга.

— Я всё помню, дядя, — заверил его Бруно, покосившись на госпожу Ланге. — Я буду с невестой ласков, какая бы она ни была.

— Прекрасно, снимите эту одежду, чтобы не пачкать, и пять дней, пока не поедем на встречу, не надевайте её. Кстати, как там Ланн, что говорят в нём?

— О, генерал, — воскликнул Габелькнат, — весь город только и говорит о вас, нас с господином Бруно каждый день приглашали на ужины, все хотят о вас слышать, и вашу племянницу, госпожу Агнес, тоже встречали на приёмах. Её там все очень уважают. Все разговоры лишь о том, что мы побили горцев, — молодой человек рассказывал это с нескрываемой гордостью, ведь он тоже имел к успеху отношение, он тоже был там, — все удивлены, вы в одно лето и побили мужиков, и принудили к миру упрямых горцев. Все о вас говорят, но почему-то в церквях за вас молебнов не устраивали.

Волков улыбался, слушая его, но улыбка его была ненастоящей, это чтобы не волновать их, и Бруно, и Бригитт, и Габелькната, и всех других. Он-то как раз знал, почему в его честь в церквях Ланна не было молебнов. Он знал, что не мир между ним и горцами нужен был архиепископу, архиепископу как раз нужна была война. Вот и не было молебнов, так как курфюрст Ланна и Фринланда был этому миру не рад. И казалось Волкову, и небезосновательно, что прошлой любезности меж ними уже не будет. Да, и теперь мир с сеньором, с герцогом Ребенрее, был ему ещё более необходим.

Глава 54

Выехал, едва рассвело, чтобы побыстрее прибыть в Мален. Ему было очень нужно повидаться с графиней. Брунхильда же ждала его у Кёршнеров, куда он и приехал утром. Ещё с порога сам Дитмар Кёршнер сначала сообщил, что графиня ещё почивает, а потом похвалился, что делегация к герцогу собрана, собралось ехать даже больше людей, чем кавалер думает, и сам Гайзенберг, бургомистр города, согласился возглавить делегацию.

Купец ещё раз спросил кавалера: может, и ему поехать к герцогу, на что Волков опять ему сказал, что этого делать не нужно. И пусть господа, как только будут готовы, едут, чтобы не тянули. Кёршнер обещал ускорить дело.

Почивает графиня? Нечего. Люди уже давно с заутрени пришли. Волков пошёл в её покои и без всяких церемоний толкнул дверь, которая была не заперта.

«Его нужно было зарезать давно, ещё как нашёл его на кровати графини в первый раз».

Мальчишка перепугался от неожиданного появления, правда, он уже и не был мальчишкой, скорее юноша, это был тот самый паж, что был когда-то при Брунхильде, ещё когда она в замке Маленов жила со старым мужем. Кавалер даже имени его не помнил, но этот мерзавец и сейчас валялся на кровати графини. Развалился в удовольствие, и лишь внезапное появление кавалера его потревожило. Сама графиня в широких домашних одеждах, уже с заметным животом, сидела перед зеркалом. Даже с животом, даже только что с постели, даже заметно располневшая, она всё ещё была прекрасна. Волосы цвета соломы распущены по плечам, но уже причёсаны, плечи под прозрачной тканью видны. И смотрела Брунхильда на него с каким-то высокомерием, с бабьим вызовом, и улыбалась.

А Волкову мальчишка покоя не давал. Отчего-то этот паж злил генерала, он схватил его за ногу, стащил с кровати и в шею вытолкал из покоев под возмущённое попискивание графини.

— Интересно, а что тебе говорит герцог по поводу этого сопляка? — спросил кавалер, запирая дверь на засов.

— И вам доброго утра, братец, — не очень-то ласково отвечала графиня, отворачиваясь от зеркала и поворачиваясь к нему. Да ещё и выговаривая; — Уж ваша грубость завсегда впереди вас следует. Уже господин давно, а ведёте себя как солдафон. Тонкости в вас нет, вежливости не учены вы.

— Есть во мне тонкость, и вежливости учён, — он подошёл к ней, наклонился, поцеловал в лоб, а она, не вставая, обняла его, прижалась щекой к его животу. Крепко прижалась.

И тут как будто пахнуло на него воспоминаниями, ещё не такими и давними, вспомнил он её бёдра. Сладость её губ. Жаль, что сейчас было не до того, кавалер только положил руку на её подросшее чрево. И спросил:

— Когда тебе рожать?

— После Рождества.

— Рожать будешь уже в своём поместье.

— Спасибо вам, братец, — легкомысленно отвечала красавица, снова поворачиваясь к зеркалу. И продолжала говорить, разглядывая своё отражение: — Но рожать я думаю в своих покоях при дворе. Герцога надолго оставлять нельзя, при дворе много хищных жаб, что моё место занять попытаются.

Он была так хороша, что ему не хотелось отходить от неё, хотелось дышать её запахами. Не хотелось отводить взгляда, но всё-таки генерал стал искать маленькую кровать, а не найдя, спросил:

— Ты племянника не взяла с собой, что ли?

— К чему ему дорога, он с кормилицей и с двумя няньками остался. Жив он и здоров. Слава Богу, молюсь за него