Книга Когда завтра настанет вновь - Евгения Сафонова

Она замирает и выпрямляется. Медленно поворачивается ко мне.

Я только успеваю заметить пронзительную черноту её глаз, из которых исчезли радужки и зрачки, – а мамины ладони уже смыкаются на моей шее, ногти врезаются мне в кожу, и ноги мои отрываются от земли. Я хочу сказать что-то, выдохнуть заклятие, царапаю мамины руки, пытаясь оторвать её пальцы от своего горла, но не могу, ничего не могу. Надеюсь продержаться хотя бы до момента, когда вернётся Эш, чтобы освободиться и вышвырнуть неизвестную тварь из маминого тела, но она душит сосредоточенно, целеустремлённо, с неженской силой, и в глазах темнеет, и я…

…выхожу из клуба на улицу и жадно вдыхаю свежий ночной воздух, надеясь, что Гвен хватится меня не слишком скоро. Ох, не люблю дискотеки с их кислотным светом и зубодробительной музыкой… Я не хотела идти, но Гвен так уговаривала меня, что не поддаться было невозможно.

Из-за угла на пустой улице выныривает тень. Кидается ко мне – и превращается в неопрятного пьяного мужчину за сорок, цепляющегося за мою сумку, стремясь выдрать её из пальцев. Я вскидываю ладонь, магическая печать вспыхивает белым, но кто-то, вынырнув из темноты за спиной грабителя, хватает его за шкирку и отшвыривает в сторону, как котёнка.

– Беги.

Спаситель скорее приказывает, чем просит. Сид? Здесь? Откуда?..

Грабитель внезапно возникает прямо передо мной – с чёрной мглой, плещущейся между веками, – и я в ужасе пячусь прочь. Увернувшись от протянутой ко мне руки, бегу, бегу куда глаза глядят. И лишь услышав скрежет колёс об асфальт, понимаю, что вылетела на дорогу прямо перед автобусом, который отчаянно пытается, но уже не успеет затормозить, и сейчас я…

…лежу в своей комнате, в полудрёме размышляя, почему мама запретила мне сегодня идти на практику и что скажет завтра мастер Тинтрэ. Потом просыпаюсь – от странных, неправильных ощущений, запоздало осознавая, что я успела провалиться в сон.

Стены, пол, потолок – всё объято пламенем. Пожар? Как?!.. Я пытаюсь вскинуть руку, пытаюсь выкрикнуть заклинание, но могу только кашлять. Рука весит тонну, запах гари душит, наполняя лёгкие, голова раскалывается…

…пьяный бродяга у ночного клуба цепляется за мою сумку, стремясь выдрать её из пальцев. Я возмущённо вскидываю ладонь, чтобы отбиться от него заклятием, но он вынимает из кармана засаленной куртки руку, в которой блестит лезвие ножа, и бьёт меня ею в живот…

…мы с Гвен бежим через дорогу, но нога подворачивается, и я падаю – прямо перед мобилем, который уже не успевает затормозить…

Я падаю в бездну памяти, в бесчисленные развилки вариантов моей жизни и смерти. Сначала приходят последние. Затем – всё, что привело к ним.

Сотня Лайз пропускала занятия в колледже и приходила на них, смотрела с Гвен сериалы и отправлялась с ней в ночной клуб, обнималась с матерью и смеялась вместе с Эшем. Сотня Лайз горела, тонула, задыхалась и умирала от потери крови, – и лишь немногие из них видели перед смертью чёрную тварь, которую Коул называл стражем времени.

А после всего этого…

…затягиваю петлю на шее, проверяю узел, привязавший пояс ненавистного мне платья к ветви бука, на которой я сижу. Закрываю глаза – и спрыгиваю, надеясь умереть до того, как вернётся тот, кто сломал мою жизнь.

Будь ты проклят, Коул из рода…

…отворачиваюсь и почти бегу: прочь от холма, ведущего на Эмайн, прочь от Коула, оставшегося рядом с ним. Быстрее, чтобы он не увидел моих слёз. Хочу, чтобы он скорей ушёл, и отчаянно не хочу, чтобы уходил; страстно желаю поверить его словам – и не могу забыть, что в конце концов выбрал отец.

Нет, если этому суждено закончиться, пусть закончится сейчас. Пока чувство не пустило корни слишком глубоко, пока можно вырвать его. Пока я так юна, пока ещё смогу встретить кого-то, кто поможет мне забыть…

Чьи-то руки обхватывают мои плечи, останавливая, удерживая.

– Удивительные вы всё-таки, люди. Отказываетесь верить даже в те чудеса, что судьба преподносит вам на ладони. – Коул привлекает меня к себе, поцелуем касаясь затылка. – Не будет никаких проводов. Мне не нужен Эмайн, если я вернусь туда в одиночестве.

Он… решил остаться? В мире, который душит его, ограничивает чувства, делает слепым и глухим?..

– Ты… остаёшься?

– Ни один из миров не принесёт мне счастья, если в нём не будет тебя.

…он готов остаться. В чужом, негостеприимном, полном железа мире. Со мной. Ради меня.

Неужели он правда меня…

Подхватив меня на руки, Коул круто поворачивается к холму, – и я не успеваю даже вскрикнуть, прежде чем он делает шаг в прореху, размывая буковый лес в радужном мареве пути на Эмайн…

…смотрю вверх, в бездну летнего неба, не в силах поверить, что подо мной вода и холодная глубина.

– Эта песня… которая играла сейчас… я ведь пела её, когда встретила тебя. – Я не смотрю на Коула, но чувствую его пальцы: они держат крепко, заставляя забыть о страхе падения. – Откуда ты её знаешь? Или запомнил тогда?

– Это наша песня. Её сочинил один дин ши. Уместнее было бы спросить, откуда её знаете вы.

Я могла бы ответить, что отец пел её моей матери, а потом и мне – вместо колыбельной. Но не хочу.

Вечер слишком хорош, чтобы портить его плохими воспоминаниями.

– Пожалуй, – говорю я, вновь встречая взгляд Коула, – это можно счесть достойной оплатой моих услуг экскурсовода.

Уход от ответа выходит довольно нелепым, но он всё равно улыбается:

– Вы дивный проводник. И явили мне много удивительного за минувшие дни. Впрочем, самое удивительное в этом мире я увидел ещё прежде, чем вы согласились на сделку.

– Это что же?

– Вас.

От этих слов я будто проваливаюсь в бездонный холод, ждущий под ногами.

…не мог он в меня влюбиться. Не мог.

А если мог, из этого не может выйти ничего хорошего. Хотя бы потому, что я ловлю себя на глупом, отчаянном желании ему поверить.

Я нахожу силы рассмеяться, хотя сердце колотится, как у перепуганного крольчонка:

– Удивительно во мне разве что легкомыслие. Благодари его, что я связалась с сидом, вот уже неделю выгуливаю его по городу и позволяю среди ночи утаскивать себя невесть куда… и, самое удивительное, ничуть об этом не жалею.

– Это как раз нисколько не удивительно. – Коул легко касается моих волос, убирая непослушные пряди с лица. – Едва ли вы творили бы подобные безумства, если б я вас не очаровывал.

Я лишь смотрю на него. Уже зная, что произойдёт совсем скоро – и не в силах этому противиться.