Книга Теневая месса - Дарья Кадышева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она. Женщина, которой он всегда смотрел вслед и с трудом игнорировал её присутствие с самого первого дня, как повстречал.
Знакомые шаги набатом забили прямо в мозг.
Нет. Пусть возвращается назад.
«Притащилась посмотреть, как я тут корчусь, сука?»
Не отрываясь от стены, он повернул голову с намерением выплеснуть всё, что кипело внутри. И не смог.
Льющийся из зала свет добирался и досюда, тусклый, но достаточный для того, чтобы окутать её тело золотистым орелом. В тон глазам. В контраст платью. Подол стелился по полу за ней, подобно ядовитому туману. И так безастенчиво облегал её ноги.
Эти её ноги, от воспоминаний прикосновения к которым у него закололо подушечки пальцев.
Полукровка потерянно выдохнула, встречаясь с ним взглядом, и рассудок Конора поплыл, обращаясь в жижу из спутанных мыслей. Находиться здесь, в тишине, распоротой её коротким вздохом, было выше всех его сил. Но ещё неподъёмнее оказалось запоздалое осознание того, что от этого набухающего жгучего комка в груди, появившегося вместе с девчонкой, было невозможно избавиться.
Слова сами сорвались с языка:
— Какого ты там делала с остроухим?
Вопрос поставил её в ступор.
— Что?
— Не прикидывайся дурой.
— Я не…
Он отвернулся, приготовившись слушать её оправдания. Очередную порцию лжи.
То же враньё, каким и он кормил её.
Но полукровка сделала шаг к нему. Потом ещё один.
— Не приближайся ко мне, — прорычал Конор.
Покорно застыла. Он не выдержал и вновь посмотрел на неё. Стало не по себе от лоснившейся в её взгляде тьмы.
— Дело ведь не в нём, Конор.
Как много бы он отдал, чтобы её слова не казались такой оголённой правдой, от которой хотелось прирасти к стене за спиной, сделаться одним из сотен её молчаливых камней, видевших так много, но надёжно хранивших чужие секреты.
— В чём же тогда?
Он старался предать своему голосу холодность, когда как его лицо горело, будто от жара лихорадки.
Пальцы нащупали Драупнир. Инстинктивно. Она заметила. То, что загорелось в её распахнутых глазах, резануло его тупой болью.
— Ты ни черта не знаешь, — выпалил он. — Ни черта…
Знает. Очень давно знает.
«Теперь живи с этим. Раздели это со мной. Пусть оно тоже будет жрать тебя по ночам, как меня».
Катастрофа. Полная, бесповоротная, ураганом затягивающая их в чёрную пасть.
Коноррезкооторвался от стеныи вознамерился продолжить свой путь по коридору. Удалось совершить два шага. Каждая жилка в его теле пылала и тянулась к ней. Сухое горло раздирало желанием сказать больше. Истину, которую она заслуживала.
Он молчал, повернувшись к ней спиной и безуспешно силясь оторвать ноги от пола, чтобы уйти прочь.
«Я не понимаю, что нам делать дальше, змейка… Как разгрести это дерьмо».
Отзвуки музыки долетали до них, словно через тысячу километров. Он жалел, что на этой вилле был ещё кто-то, кроме них. Целая орава этих «кто-то».
— Конор…
Он едва не вздрогнул, когда она коснулась его плеча. Ощутил, как она прижалась щекой к его лопатке, обращая его спину в камень, хотя казалось, что он скорее рассыпется пеплом от её прикосновения. Мгновение — и всё его существо напряглось, превратилось в твёрдую натянутую струну, готовую в любой момент лопнуть. Она не делала попыток обнять его, просто замерлатак, и этого хватило, чтобы породить желание развернуться, притянуть к себе и сжать её до хруста костей.
Он чувствовал её запах. Повсюду. Заменивший ему ночной воздух. Он не вдыхал его два дня и словно исходил кровью от тоски.
«Уходи. Давай же».
Комок в груди разбух сильнее и теперь давил на рёбра. Это было так больно и унизительно, что он возненавидел себя.
«Оставь её».
Он резко рванулся вперёд, прокладывая между собой и полукровкой долгожданное расстояние и не желая больше размазывать тут сопли. С него хватит.
«Слабак. Вот ты кто, Конор. Бессильное ничтожество, утонувшее в сантиментах и страсти к какой-то девчонке».
Конор пошёл дальше по коридору, безжизненному и пустому, стараясь не оборачиваться.
Это было легко. Легче, чем оторвать от неё взгляд в зале.
Внутренний демон скрёбся в глотке, кидаясь обратно к ней, и Конору остро хотелось уступить ему.
Глава 26.
Вкус тьмы.
Тихий ветер, напоенный августовской тяжестью, едва дотрагивался до белоснежных штор в комнате и полз по полу, обхватывая прохладой лодыжки. Лета поёжилась, ощутив на спине россыпь мурашек. Всё тепло на вилле будто собралось в одном месте, где танцевали, пили и смеялись гости, а другие уголки оставило ночному холоду.
Холоду. В Китривирии. Где даже снег не выпадает. Где в принципе никто не знает, как это — замёрзнуть.
Но она замёрзла.
Лета прошла на середину комнаты, глядя себе под ноги. Царь стоял у распахнутого окна, погружённый в созерцание города. Вокруг клубилась чернильная тьма, накладывая свои лапы на его белую тунику и делая её серой, как одеяние каменной статуи. Свечи не горели, но так только лучше. Любой свет, разбавивший бы это переплетение тёмных и невзрачных оттенков, открыл бы взору пылающие щёки девушки.
Стражник передал ей, что царь разыскивал её, чтобы поговорить наедине, и Лета почти побежала в указанном направлении. Она торопилась, путаясь в складках идиотского платья. Если бы не знание того, как страшен бывает чародейский гнев, она бы порвала его прямо там, в коридоре. В клочья. И пришла бы к Дометриану в обрывках. Она ненавидела взгляды, которые собирала сегодня в этом платье. Но любила один из них.
Ветер усилился. Лета чертовски замёрзла, а щёки горели от приступа стыда, преследующего её столько дней кряду, что пора было смириться. Дометриан повернул голову и кивнул, приветствуя её. Да, так легче. Он заговорит, и она сможет забыться. На какое-то время.
Она была рада этой возможности прийти сюда. Вдохнуть воздух, в котором не было Конора.
Зачем она пошла за ним? Зачем встретила его взгляд, заряженный бешенством и едва ли не искрящийся от бушующего внутри огня?
Взгляд, способный пройти насквозь и расщепить на частички.
Он — ублюдок. Убийца. Проклятое богами создание, обречённое на смерть, но почему-то отказавшееся покидать этот мир.
Марк однажды сказал ей, что Конора отринула сама преисподняя. Кто же тогда Лета, раз приняла его, любезно распахнув свои объятия и позволив выдрать из груди то, что осталось от её сердца?
