Книга Общество и хозяйство в Римской империи. В 2 томах. Том 2 - Михаил Ростовцев

Главной особенностью экономической жизни поздней Римской империи было постепенное обнищание. Чем беднее становился народ, тем примитивнее делалась экономическая жизнь империи. Приходила в упадок торговля, не только из-за нападений морских разбойников и набегов варваров, но прежде всего потому, что со сбытом дело обстояло хуже некуда. Число выгодных закупщиков, представителей городской буржуазии, становилось все меньше, к тому же их покупательная способность все время уменьшалась. Крестьяне жили в крайней нужде, они возвращались к «домашнему хозяйству» в почти неограниченных масштабах, т. е. каждое крестьянское хозяйство обеспечивало свои нужды собственными продуктами. Поэтому в качестве единственных потребителей можно было рассматривать только представителей привилегированных классов — чиновников, солдат и крупных землевладельцев, но их повседневные потребности обеспечивало государство, выплачивая им жалованье натурой, добывая для этого продукты в их собственных поместьях. В результате первой в упадок пришла самая важная отрасль торговли — торговля предметами повседневного спроса в самих провинциях и между ними. Местная мелкая торговля еще сохранялась, а торговля предметами роскоши даже процветала. Этим объясняется, например, оживление торговли с Востоком. Однако сословие торговцев как таковое уже было не способно развиваться и мало почиталось. Любая попытка развернуть масштабную предпринимательскую торговую деятельность была обречена на провал. Как только кто-то собирался затеять что-либо подобное, как только он покупал суда или завязывал торговые отношения, его тут же включали в одну из корпораций, navicularii или mercatores это означало, что отныне он был обязан работать на государство, перевозить для него грузы, разумеется за ничтожную плату, или предоставлять государству преимущество перед другими клиентами при сбыте своих товаров. Так что положение торговцев и владельцев судов было не лучшим, чем положение куриалов; чтобы намертво прикрепить их к их профессии и, включая в эти корпорации новых членов, сохранить их численность, применялись насильственные меры. Торговля и перевозки превратились в наследственную обязанность, которой нельзя было избежать, не в меньшей мере это относилось и к сельскому хозяйству. То же касалось промышленности. Потребителей становилось все меньше, возможности сбыта сокращались все больше, а давление государства делалось все сильнее. Не считая производства некоторых стандартных изделий для масс и некоторых предметов роскоши, промышленность жила государственными заказами. Но государство было эгоистичным и наглым заказчиком: оно заморозило цены, а если учесть прибыли чиновников, цены эти были настолько мизерны, что ремесленники работали себе на погибель. Естественно, крупные промышленные предприятия постепенно разорялись. Но поскольку государство все же в них нуждалось, особенно для обеспечения армии, двора и чиновников, многие промышленные предприятия были превращены в государственные фабрики; работа на фабриках осуществлялась по египетско-восточному образцу группой рабочих, за которыми их профессия была закреплена, и они обязаны были передавать ее своим детям.

В предшествующих главах мы попытались показать, что к социальному кризису III в. привело прежде всего революционное движение масс, нацеленное на всеобщую нивелировку. Достигнута ли была эта цель реформами Диоклетиана и Константина? Можем ли мы утверждать, что поздняя Римская империя стала гораздо демократичнее, чем империя Юлиев и Клавдиев, Флавиев и Антонинов? Действительно, один из прежних привилегированных классов, всадничество, был уничтожен. Верно, также, что высшие должности в армии и на гражданской службе некоторое время были доступны каждому, особенно в III в. И все-таки Римская империя позднего периода, будучи демократией рабов, на деле была менее демократична, чем империя раннего периода. Тоща не было никаких каст. Человек деятельный и старательный легко мог, увеличив свое состояние, подняться от мелкого крестьянина до землевладельца; он становился вхож в круги муниципальной аристократии, мог получить римское гражданство, а оттуда была прямая дорога к сословию всадников и, наконец, в сенат; достаточно было, как мы видели, двух-трех поколений, чтобы достичь этой цели. И в армии продвижение от простого солдата до высокого звания первого центуриона было нормальным явлением, хотя простой человек только в исключительных случаях занимал всаднический или сенаторский офицерский пост. На гражданской службе наблюдалось то же самое. Даже рабы не составляли исключения из общего правила. Перед рабами-вольноотпущенниками порой открывалась блестящая карьера, они могли дойти до высших прокураторских постов, и ничто не мешало им или их детям влиться в ряды муниципальной аристократии.

После реформ Диоклетиана и Константина все переменилось. У колонов частных и императорских владений не было легальных путей, чтобы стать хотя бы свободными крестьянами или городскими пролетариями, не говоря уже о возможности попасть в высшие сословия. Время от времени случалось, что колон становился солдатом, но то были исключения. Налоговая реформа Диоклетиана и эдикты последующих императоров сделали колона, который фактически и раньше был наследственным пленником своего земельного надела, крепостным, прикованным к своему господину и месту своего жительства; он стал наследственным членом замкнутой касты. То же можно сказать о свободном мелком землевладельце, принадлежащем к деревенской общине: он был прикреплен к своему клочку земли, к своей родной деревне и к своей профессии. Единственной карьерой, открытой для него, было продвижение в курию, но в действительности оно вело вниз, а не вверх. Впрочем, некоторые землевладельцы служили в армии, особенно если они жили в тех провинциях, где стояли воинские части, однако указ против дезертиров показывает, что эта участь не считалась завидной. Муниципальные землевладельцы, куриалы, находились в том же положении. У них свободы было еще меньше, чем у мелких землевладельцев, и они образовывали сплоченный и очень обособленный класс, — обособленный потому, что каждый содрогался уже при одной мысли, что рискует туда попасть. И другие группы городского населения — судовладельцы, торговцы, ремесленники, рабочие — прикреплялись к профессии и месту жительства. Привилегированными были классы безработных пролетариев и нищих в городах и деревнях, забота о которых предоставлялась христианской церкви. Эти-то люди, по крайней мере, были свободны, т. е. они или могли помирать с голоду, если хотели, или могли буянить. Свободным и привилегированным было также сословие разбойников, число которых и на море и на суше постоянно увеличивалось. Не наследовалась должность чиновника, по крайней мере законным путем. Быть чиновником являлось привилегией, и император волен был выбирать их среди лучших людей в стране. Но при выборе он был ограничен определенными рамками. Куриал не мог стать чиновником, а если это все-таки случалось, то он в любой момент мог ожидать, что его отправят обратно в курию. Не могли стать чиновниками торговцы и судовладельцы, а также крестьяне и городские пролетарии. Военная карьера была полностью отделена от гражданской, и солдат не мог занимать гражданскую должность. Обстоятельства сложились таким образом, что сословие чиновников пополнялось за счет чиновничьих семей, и на деле, хотя и неофициально, оно превратилось в замкнутую касту. Аналогично дело обстояло с сенатской аристократией. Это была должностная аристократия, в ряды которой император открыл доступ высшим гражданским и военным служащим и право принадлежности к которой наследовалось. Постепенно на ее основе сформировалась аристократия по рождению и воспитанию, ибо сословные интеллектуальные традиции свято чтились.