Книга Русская армия между Троцким и Сталиным - Леонид Млечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Борьба с Троцким пагубно сказалась на состоянии армии. В октябре 1925 года Дзержинский писал Сталину, что ситуация меняется к худшему, а ведь еще несколько лет назад «у нас была целиком наша победоносная, еще не перешедшая на мирное положение, еще насквозь пропитанная боевым порохом Красная Армия, еще не тронутая дискуссией по развенчанию официального ее вождя Троцкого…».
Освобожденный от должности наркомвоенмора, Троцкий изъявил желание поработать в промышленности. Его назначили членом президиума Высшего совета народного хозяйства. Отраслевых наркоматов тогда не было, и ВСНХ занимался всей промышленностью. Троцкий возглавил Главконцесском и Научно-техническое управление.
В маленьком особняке на Петровке, где находился Главконцесском, собралось все окружение Троцкого — молодые люди, которые прошли со своим шефом всю войну, прежде всего его верные и бессменные секретари — Николай Сермукс, Виктор Эльцин, бывший дивизионный комиссар, Игорь Познанский, один из организаторов красной кавалерии.
Сюда к Троцкому приезжали люди со всей страны.
«В обширной приемной Главконцесскома, — вспоминал Виктор Серж, — два бородатых крестьянина в овчинных тулупах и лаптях просили Сермукса, чтобы их принял Троцкий, которому они хотели рассказать о своей бесконечной тяжбе с властями далекой деревни.
— Раз товарищ Ленин умер, — упрямо повторяли они, — только товарищ Троцкий может решить по справедливости.
— Он примет вас, — терпеливо отвечал Сермукс, элегантный и улыбающийся, — но он ничего уже не решает, он больше не член правительства.
Мужики качали головой, видимо огорченные попыткой уверить их, будто Троцкий больше ничего не решает…»
За штаб-квартирой Троцкого следили сотрудники госбезопасности.
Один из его секретарей предупредил Виктора Сержа:
— Сделайте вид, что сморкаетесь, когда будете выходить. ГПУ посадило фотографов в доме напротив…
Когда летом 1926 года скончался председатель ОГПУ Феликс Дзержинский, Троцкий еще стоял на трибуне. Вид у него был весьма печальный. А циничный Карл Радек сказал:
— Феликс умер вовремя. Он подчинялся схемам и не поколебался бы обагрить руки нашей кровью.
Это сделают и без Феликса Дзержинского.
Одновременно Троцкий руководил комиссией по строительству Днепрогэса и много сделал, чтобы гидроэлектростанция вошла в строй. Сталин был против и в апреле 1926 года укорял Троцкого за то, что он потратил так много средств на Днепрогэс. Страну приучали считать плохим и вредным все, исходящее от Троцкого. Когда Льва Давидовича отстранили от всех дел, Сталин переменил свой взгляд и стал считать строительство Днепрогэса важнейшей задачей.
Свалив Зиновьева и Каменева, Сталин боялся их объединения с Троцким. Конечно, он уже держал в руках все нити управления. Но для огромной страны эти трое все еще оставались вождями революции и соратниками Ленина.
Поэтому Сталин сначала завел туманный разговор с самим Троцким, а через некоторое время пригласил к себе еще и его союзника Леонида Петровича Серебрякова.
В Гражданскую Сталин и Серебряков были вместе членами Реввоенсовета Южного фронта. В 1920—1921-м Серебряков был секретарем ЦК и членом оргбюро, но их пути со Сталиным быстро разошлись — слишком разными они были людьми.
А тут вождь вспомнил о старом знакомом и завел с ним разговор о сотрудничестве и возвращении сторонников Троцкого на видные посты. Сам Серебряков работал в 1926 году в наркомате путей сообщения. Леонид Петрович принял сталинскую игру за чистую монету и 27 марта удивленно писал генсеку:
«Т. Сталин!
Я говорил с несколькими товарищами по поводу выраженного Вами от имени нескольких членов Политбюро желания объясниться относительно положения в партии и создать условия более дружной работы под руководством ЦК.
Это предложение встретило, конечно, полное сочувствие тех немногих товарищей, с которыми я говорил.
Но все они в это время ставили тот вопрос, какой и я Вам ставил. Если ЦК хочет устранить лишние и ненужные помехи к работе тех, которые принимали участие в оппозиции 1923 года, то чем же объяснить, что как раз за последние недели так усилилась травля против бывшей оппозиции, особенно в Московской организации, причем все видят, что эта кампания без всяких причин и поводов ведется сверху, из МК, и никто не может верить, что это делается без ведома секретариата ЦК.
Вы говорили несколько раз о настороженности партии, но ведь эта настороженность сейчас именно и создается сверху, и атмосфера в партии ухудшается. Все товарищи спрашивают: если ЦК хочет облегчить согласованную работу, то почему как раз в это время усугубляется ничем ровно не вызванная кампания?..
Я говорил с Троцким, Пятаковым и Радеком. Они выразили полную готовность продолжать разговор, который у Бухарина и у Вас был с т. Троцким и у Вас со мною, с целью довести этот разговор до положительных практических результатов. О времени и месте лучше всего договориться с т. Пятаковым.
С коммунистическим приветом Серебряков».
Разумеется, никакого продолжения этот разговор не имел. Но самое поразительное, что и Троцкий верил в возможность мира со Сталиным и возвращения к власти. Лев Давидович писал Серебрякову 2 апреля 1926 года:
«Я понимал дело так, что частная беседа имеет своей целью устранение обвинений и инсинуаций насчет камня за пазухой и создания условий более дружной работы, разумеется, на почве решений XIV съезда. Правда, мне показалось несколько странным, что Сталин, с которым мы вместе работаем в Политбюро, обращается таким кружным путем после того, как у нас с ним был разговор на эти же темы. Но я считал, что было бы нелепо по формально-организационным причинам отказываться от разговора, который Сталин предлагал от определенной части Политбюро (кажется, от имени четырех его членов)».
Даже удивительно, что такой опытный политик сохранял большую дозу наивности и думал, что Сталин, потративший столько сил на борьбу с Троцким, вдруг протянет ему руку помощи и скажет: «Возвращайтесь, Лев Давидович!»
Но и он сам, и его помощники еще на что-то надеялись. Пошли разговоры о том, что Сталин намерен предложить Троцкому ключевой пост наркома промышленности. В окружении бывшего председателя Реввоенсовета не знали, с кем вступить в союз — со Сталиным или с Зиновьевым и Каменевым.
Сергей Витальевич Мрачковский, один из друзей Троцкого, обреченно сказал:
— Нам смыкаться не с кем. Зиновьев в конце концов предаст нас, а Сталин надует.
Мрачковский, человек очень мужественный, был недалек от истины. Сталину нужно было всего лишь выиграть время, запутать своих оппонентов и не дать им объединиться, пока партийный аппарат и пропагандистская машина не уничтожат остатки их влияния в партии и стране.
Сергей Мрачковский в Гражданскую войну получил за храбрость два ордена Красного Знамени, после войны командовал Приуральским, затем Западно-Сибирским военными округами. В 1925-м его тоже убрали из армии, перевели на хозяйственную работу, поручили возглавить трест «Госшвеймашина».
