Книга Мозг отправьте по адресу... - Моника Спивак

Память. Память вообще была хорошая. Мы не касаемся здесь памяти на стихи, которая была развита чрезвычайно сильно. Но хорошо запоминал также события личной и общественной жизни. Хорошо запоминал исторические даты. Влияние воображения очень ярко сказывалось на деятельности памяти в том, что запоминал наиболее хорошо то, что его интересовало (N.B.: поэтому – поэзию).

Объем знаний. Склонности и интересы выявились рано. Уже в первые школьные годы ярко определилась склонность к гуманитарной области знания, главным образом к литературе и словесности, затем истории. Очень характерно в этом отношении следующее высказывание А.:

В школе отличался тем, что очень хорошо писал сочинения, был силен в словесности. Получал от товарищей заказы на сочинения, которые он писал за них, причем расплачивались за это бутылками вина. Отметим, что склонность к поэзии и связанная с нею одаренность к оригинальному творчеству в этой области начали проявляться заметно позже. Один школьный товарищ передает, что уже в те годы очень много читал и вообще считался среди товарищей «ведущим» в смысле своей начитанности, указывал, какие книги следует читать и в каком отношении они представляют интерес. Этот интерес к литературе остался у него резко выраженным и в дальнейшем, в течение всей его жизни. Выше мы упоминали, что читал всегда очень много и очень быстро, превосходя по своей начитанности среднего литератора нашего. Отметим, что из русских писателей-прозаиков любил Достоевского и очень высоко его ставил, затем Лескова, Гоголя. Напротив, Толстого не любил. Говорил, что если «Войну и мир» кое-как прочитал, то «Анну Каренину» – «не мог одолеть».

В противоположность гуманитарным наукам совершенно не интересовался науками физико-математическими. Эта область знания была ему совершенно чужда. «Питал глубокое отвращение к математике» (А). «К точным наукам был абсолютно не способен» (И).

То же самое нужно отметить и относительно философии. Вообще создается определенное впечатление, что к наукам теоретического характера не было никакого интереса и, по-видимому, соответствующие способности не были развиты.

К естественным наукам интерес был. Этот интерес находится в тесной связи с его любовью к природе. Это вытекает из того, что в школьные годы очень часто убегал из школы в сад, в лес или к морю. Он сохранился и в зрелом возрасте. Интересно при этом отметить то, что он сочетался у него в дальнейшем с его коллекционированием рыб и птиц. Вот что в этом отношении передает его жена:

Была выраженная склонность к естествоиспытательству. Приобрел себе микроскоп, через который, например, рассматривал часто погибавших у него в аквариуме рыбок (когда они погибали) и старался установить причину их гибели. Всегда старался достать себе рыбок самых редких пород и мог их разводить. Некоторые породы развел впервые. В этом отношении может быть оценен как серьезный рыбовод-любитель. Лечил сам больных рыбок. Мог часами сидеть и наблюдать рыбок. Считал себя по профессии рыбоводом. Был членом Московского общества естествоиспытателей, хотя сам на заседаниях общества ни разу не был. Приобрел себе даже несколько иностранных книг по рыбам.

На то же указывает и И.: «Интересовался биологией. В школьные годы читал Брэма, также книжки про рыбок».

Необходимо, однако, отметить, что интерес к естественным наукам, даже и в ограниченных пределах, связанных с коллекционированием, имел поверхностный характер, не переходя за порог любительского и далеко не достигая степени, необходимой для сколько-нибудь серьезных научных обобщений. Это очень отчетливо сказывается в его отношении к соответствующей литературе. Хотя он и читал по поводу разведения рыб и даже достал себе несколько посвященных этому вопросу немецких книг, тем не менее мы не можем отметить у него никакого стремления к проработке этой литературы. Это очень хорошо выражено в следующей фразе А.: «Были интересы ко многому, но ко всему, кроме литературы (подразумеваются художественная и поэтическая литература), – поверхностного характера».

В шахматы не играл, так как считал, что это слишком трудная игра и ему ее не одолеть" (А).

В отношении его интересов в различных областях искусства можем сообщить следующее.

По данным А., любил искусство вообще. В особенности любил живопись, был тонким знатоком и ценителем живописи, хотя стремления посещать музеи, картинные галереи не было. Часто говорил, что представляет себе заранее, что увидит. Из художников очень любил Гогена, Дюрера, не любил передвижников за их реализм. Реализм в искусстве вообще не любил, любил романтизм. Театром интересовался довольно слабо. Драматические театры по собственной инициативе не посещал, ходил главным образом тогда, когда присылали билеты (например, в театр им. Вахтангова, где были знакомые артисты). Академических театров – Художественного, Малого – не любил, отзывался о них презрительно, любил, как и в музыке, левое направление, например театр Вс. Мейерхольда, любил классическую музыку. Больше всего нравился Вагнер (мужественная музыка), затем Моцарт, Бетховен, Чайковского не любил, говорил, что это «кисло-сладкая музыка». Очень не любил оперы, говорил, что «это чепуха, а не искусство». Из опер нравились только две: «Кармен», которую взял за образец для своего либретто «Думы про Опанаса»,[545] и «Катерина Измайлова».[546]

Характер мышления. Была определенно выраженная склонность к конкретному, образному мышлению. К отвлеченному, теоретическому, абстрактному мышлению склонности не было. Философствовать не любил. Была способность к анализу и синтезу наблюдаемых явлений. Например, делал наблюдения над рыбками и вывел определенное правило относительно метода разведения определенных пород. Однако склонности к углубленному анализу и обобщению наблюдений не отмечалось.

Отличался скептическим, критическим умом. Не был легковерным. Отмечается даже скорее излишек недоверия. Трудно было обмануть, провести, перехитрить и т. д. Внешне мог согласиться со всем, что ему рассказывали, даже если и не верил этому. Часто для того, чтобы позабавиться, сознательно ставил себя в положение обманываемого.

Характерным для Багрицкого было то, что скептицизм сочетался у него с сильно выраженным ироническим оттенком.

Один из дающих сведения (И.) очень характерно формулирует эту черту характера как указание на то, что было «негативное мышление», гораздо легче и быстрее улавливал отрицательные стороны действительности, чем положительные. Очень интересно сопоставить с этим следующие отрывки из беседы с Б., указывающие на то, что такая установка может быть рассматриваема как более общая направленность всего мышления.