Книга Атлантическая эскадра. 1968–2005 - Геннадий Белов

3. Командир пяти кораблей

Этот раздел написан по материалам воспоминаний В. Н. Пыкова, которые были использованы с его любезного согласия. Владимир Николаевич Пыков – человек совершенно особенной флотской судьбы. Ему выпало командовать пятью кораблями, начиная от сторожевика и кончая первым нашим авианосцем – тяжелым авианесущим крейсером «Киев», и всеми он командовал более чем талантливо. За его многие командирские годы на кораблях не было пожаров, взрывов и прочих аварий, которых тогда на флоте было не мало. Он был жесткий, бескомпромиссный, требовательный, порой язвительный, порой ироничный, и таким его знали, любили и побаивались. Возмутитель спокойствия благодушных начальников, возмутитель беспечной жизни иных офицеров, возмутитель спокойствия вероятного противника – таким был Владимир Николаевич Пыков.

После окончания ВВМУ им. Фрунзе в 1959 году он был назначен на должность командира группы в БЧ-3 на ЭМ «Сведущий». В связи с сокращением Вооруженных Сил на 1200 тысяч человек в 1960 году, было принято решение законсервировать эскадренный миноносец, и его назначили на строящийся в Калининграде противолодочный корабль пр.159, который впоследствии был переклассифицирован в сторожевой корабль, на должность командира БЧ-2-3. Боевая часть насчитывала довольно большое количество личного состава. В артиллерийской части было 12 человек (с приписными – 30), минно-торпедной – 11 (с приписными – 26). Для лейтенанта это многовато. И если противолодочное оружие он знал хорошо, то об артиллерийском вообще не имел представления. На вооружение кораблей ВМФ стали поступать спаренные автоматические 76-мм установки. Все старшины и матросы боевой части прошли обучение и стажировку на заводе-изготовителе и свою технику знали. Энергично взявшись за изучение артустановок и боезапаса, он довольно быстро достиг необходимых знаний и квалификации.

Знакомство с офицерами и сверхсрочниками началось для него своеобразно. Он сразу попал на партийное собрание, где разбиралось «дело» начальника медслужбы фельдшера-капитана. «Дело» заключалось в следующем. Возвращаясь домой под солидным градусом, он перепутал дома, зашел в чужую квартиру (хозяйка готовила обед на кухне) и в грязных ботинках улегся на парадно застеленную кровать. Когда хозяйка его обнаружила, он спал настолько крепко, что она не смогла добудиться его. Командир корабля капитан 3 ранга Левин был колоритной и своеобразной личностью. Он обладал довольно сильным характером и ясным умом (в трезвом состоянии). Главным его недостатком была лень, которая намного снижала его потенциальные возможности. Выпивал он вполне по-русски, и по количеству принятого на грудь, и по частоте этих принятий. Левин обладал приличным чувством юмора, причем оно появлялось даже тогда, когда он шутить не собирался.

Однажды офицер БЧ-5 лейтенант Жуков пытался обратиться по какому-то поводу к помощнику командира Елисеенко, когда тот заполнял журнал боевой подготовки. «Товарищ капитан-лейтенант, разрешите обратиться!». Помощник сделал отмашку левой рукой (мол, отстань), продолжая писать и что-то мычать про себя. Жуков упорствовал и отставать не хотел. После трех-четырех обращений Жукова, помощник со злобой швырнул ручку, встал, схватил Жукова за грудь и швырнул его так, что тот влетел в каюту напротив, в которой проживал. Придя в себя, он сел писать жалобу на помощника командира, где среди прочего показал, что сначала Елисеенко его швырнул на койку, а потом вышвырнул из каюты. Командир, разбиравшийся с жалобой, пытался выяснить у помощника, почему он так поступил. Елисеенко на этот вопрос ответить не смог, и Левин придал этому делу шутливый оборот, чтобы не сеять раздор в среде офицеров. Жуков был родом из Ленинграда и довольно интеллигентным человеком. Он играл на пианино, купил кларнет и по вечерам учился на нем играть, что очень раздражало командира. Наконец, тот не выдержал и выгнал Жукова из офицерского отсека. Тогда Жуков нашел место, где его вообще никто не слышал – герметичную кабину для управления газовыми турбинами. Вой газовых турбин мощностью 30 тысяч лошадиных сил в кабине был почти не слышен. Тем более кларнет из кабины. Остроумия он тоже не был лишен. Когда начальник политотдела дивизии пришел рассказывать, насколько правильно, что Сталинград переименовали в Волгоград, Жуков задал только один вопрос: «Как нам теперь называть Иосифа Виссарионовича, Волгин, что ли?» Можно представить реакцию начальника политотдела на эту реплику.

Замполитом на корабле был капитан-лейтенант Борисов, маленький, юркий, который плясал в художественной самодеятельности корабля. Качествами пропагандиста и агитатора он обладал слабыми, зато, как потом оказалось, успешно «стучал» на командира корабля. Юную актрису Доронину он почему-то считал проституткой. Когда однажды он вошел в каюту старшего механика и увидел на столе под стеклом вырезанный из «Огонька» портрет актрисы, то сразу отреагировал: «Что это за порнография? Кто поместил сюда эту проститутку?» Механик пояснил, что это собственность проживающего с ним в каюте штурмана лейтенанта Синицына. Борисов приподнял стекло, решительно вытащил из-под него портрет Дорониной и, скомкав, выбросил в мусорную корзину. Появившемуся позже штурману механик рассказал о происшествии. Синицын вытащил Доронину из мусорной корзины и, тщательно разгладив портрет, вновь поместил его на прежнее место. Через пару дней все повторилось, но теперь Борисов разорвал Доронину в клочья. Штурмана при этом опять не было. Появившись, он аккуратно наклеил клочки на чистый лист бумаги, и Доронина вновь стала узнаваемой. Третий раз замполит посетил эту каюту уже в присутствии самого штурмана и, увидев воскресшую Доронину, с угрозами в адрес Синицына бросился к столу, пытаясь окончательно уничтожить «порнографию». Но не тут-то было! Штурман решительно встал на защиту Дорониной, и началась рукопашная схватка. Оба упали на палубу каюты. Механик пытался судить схватку, а затем разнял «борцов». Особых последствий для штурмана не было. Видимо, здравый смысл и чувство юмора командира корабля сыграли свою роль.

Командиром боевой части связи и радиотехнической службы был старший лейтенант Павлов. Был он импульсивен, решения принимал мгновенно и, в большинстве случаев, не самые оптимальные. Возвращаясь на корабль из ресторана, Павлов повздорил с охраной завода, которая отказалась его пропускать в нетрезвом состоянии. Обладая солидной физической силой, он выдернул из-за барьера охранника и швырнул его на пол. А затем вступил врукопашную с прибежавшим караулом. Силы были неравны, и Павлова повязали. На следующий день, протрезвев, он обошел всех охранников и настолько эмоционально и искренне извинился перед каждым, что заслужил любовь охраны, и после этого его пропускали на завод без предъявления пропуска. Павлова теперь все знали в лицо.

Находиться в компании с Павловым во внеслужебной обстановке, особенно во время застолья, было довольно опасно. После трех рюмок он начинал жестикулировать, громко разговаривать, а то и кричать, хватал вилку и начинал искать задницу, в которую, по его мнению, эту вилку надо было воткнуть. Все это, конечно, заканчивалось скандалом, а иногда и дракой. Поэтому Пыков и другие офицеры раз и навсегда зареклись «отдыхать» с Павловым.

Летом 1962 года корабль вышел на ходовые испытания. Испытания шли тяжело. Как все новое, техника и оружие требовали доработки. Испытания закончились лишь в следующем году. Владимира Николаевича постоянно одолевало страстное желание получить допуск к управлению кораблем. Он самозабвенно готовился и сдавал соответствующие зачеты и экзамены. Правда, программа подготовки была не то что несовершенна, но откровенно убогой. Но это потом он судил с высоты своего опыта, а тогда этого не знал и не понимал. Его, старшего лейтенанта, вместе с командирами других кораблей, вызывали в штаб флота для экзаменационной проверки на допуск к управлению кораблем, чем он очень гордился. Но если у командиров не хватало порой теоретических знаний, то у него – элементарного жизненного опыта. Он пытался доказывать экзаменующим офицерам штаба, давно оторвавшихся от кораблей, свою правоту, чем крайне раздражал некоторых. Его командир, опытный службист Левин, посмеялся над ним и сказал: