Книга Расшифрованная "Илиада" - Лев Клейн

В индоарийском фольклоре сохранились представления о роли птиц в смертный час. В джатаке об Ушинаре (Махабхарата, III, 131, 197; XII, 32; Чария-питака и др.) герой, спасая голубя (птицу бога смерти) от сокола, стал отрезать и скармливать соколу куски своего тела, достаточные для компенсации по весу (то есть приносил себя в жертву), но голубь неизменно оказывался тяжелее, — пока на костях Ушинары не осталось плоти. Ушинара — из рода Ану, то есть не-ариев.

В похоронной обрядности индоариев нет обряда саг-дид и не сохранилось прямых указаний на поедание трупов собаками, но в мифологии две собаки — спутники бога смерти Ямы, вполне подобные двум авестийским собакам у моста Чинват, в царстве Йимы, — должны были отыскивать души умирающих для немедленного их препровождения в мир предков, и это собаки «четырехглазые» (то есть с пятнами над глазами). Таким образом, есть все основания предполагать, что общие предки обеих групп ариев отдавали трупы собакам, но ко времени Вед и Авесты у иранцев этот обычай сохранился лучше, чем у индоариев.

Зато в Индии лучше сохранилась основная идея, которая лежала в основе всех этих погребальных обрядов, — идея возрождения в новом теле, идея реинкарнации, связанная с сансарой — общим учением о круговороте жизни через бесконечный ряд реинкарнаций (новых воплощений). Желания предохранить стихии от осквернения мертвечиной, столь сильные у иранцев, — сопутствующие идеи. Представления о мире умерших, мире предков как своего рода хранилище, запаснике вышедших из обихода душ и источнике душ для новых рождений были распространены в Древнем мире вообще, например у кельтов (Перу 2000), у орфиков и пифагорейцев в Древней Греции. По мнению ряда исследователей, идея сансары — Переселения душ с многократными новыми телесными воплощениями (реинкарнациями) появилась у индоариев поздно — в послеведийский период (Бонгард-Левин, Ильин 1985: 180-181).

С этим трудно согласиться. К позднему времени относится лишь развитие этой идеи в развернутое учение с принципом воздаяния в будущей жизни за накопление благодати (кармы) за благие деяния в этой жизни. Мировоззренческая же основа этого учения — идея о сохранении души и ее вселении в новые организмы (метемпсихоз) — есть уже в Ригведе. В одном ее похоронном гимне, правда позднем (РВ X, 16, 3-5), говорится о вселении способностей умершего в солнце, ветер, землю и воду, а телесной субстанции — в живые существа (растения) с последующим возвращением в человеческую жизнь. «Они возвращаются... Затем они родятся здесь» (Чхандо-гья-упанишада, V, 10, 5). Те же представления покоятся в основе мифа о первочеловеке Пуруше, из разных частей тела которого родятся варны людей, а также боги и животные. Он должен умереть, чтобы родились они. Этому мифу соответствует древнеиранский миф о Первочеловеке и Первоскоте.

Таким образом, разные формы похоронных обрядов, порождавшие разные эсхатологические концепции, имели одну главную цель — обеспечить душе бессмертие и благополучные новые возвращения в будущих рождениях, а телу — наоборот, полный и окончательный уход из жизни, без возможности воскрешения и воздействия на жизнь и здоровье живых.

В Индии же погребальный культ пережил больше трансформаций, чем в иранском ареале. Роль собак в погребальной обрядности рано сошла на нет; и даже отношение к собакам стало двойственным: появилось и негативное (Литвинский 1981:101). Так, в сансаре только грешни-

ки возрождаются в лоне собаки. При жертвоприношении коня представитель низшей касты должен убить «четырех-глазую собаку» как воплощение злых сил. Но все же в Бри-хадараньяка-упанишаде (I, 12, 1-5) описывается удгитха собак — подобно жрецам, они поют хвалу богу, ходя друг за дружкой вкруговую, причем каждая держится зубами за хвост предыдущей. Поскольку в реальности собаки так не ходят, да и петь, держа хвост в зубах, не могут, вся сцена явно вырвана из какого-то мифа. Видимо, до изменения отношения к собакам они в Индии почитались и в погребальном культе участвовали.

8. Чем кормили Цербера? Более того, приходится отнести истоки этого погребального обряда и связанных с ним мифологических представлений в еще более глубокую индоевропейскую древность, так как трехглавый пес Кербер (Цербер) стережет у древних греков мост через поток Стикс в мир умерших, а древние изображения Кербера — двухглавые, соответствуют двум собакам Ямы, имя же пса совпадает с именем одной из собак Ямы — Карбара или Шарбара (Immisch 1890-1894; Bloomfield 1905; Felten 1975; Молева 2002). В Македонии до сих пор заядлым врагом вампира (оборотня, злого духа, овладевшего мертвецом) слывет четверок — «четырехглазый» пес, а «четырехглазым» он считается, если у него завитки шерсти над глазами (Gimbutas 1974: 171). Демонические существа греков Керы (духи смерти, похищающие души покойников) и Эринии (богини мести) имеют облик полуженщин-полусобак, поедающих трупы (,Scholz 1937).

Вот в эту картину великолепно вписывается гомеровское клише посмертной судьбы недостойных покойников — быть брошенными собакам и птицам на съедение. Угрозы Ахилла и Гектора трусам, мстительные пророче-ства Ахилла Гектору и прочее — все это очень похоже на зороастрийское описание смерти. Вот пример из пехлевийского сочинения Менок Храд: «В конце концов к тебе придет смерть; собаки и птицы растерзают твой труп, и бренные кости упадут на землю» (SBE, XXIV: 116). Конечно, в зороастрийском сочинении это представлено как нормальное будущее, а в Илиаде — как пугающая альтернатива благому огненному захоронению. Что ж, всякой религии свойственно изображать прежние обряды как скверные, отвратительные, противоположные истинным, но, увы, вполне реальные. Они остаются в народном сознании, только с противоположным знаком — минусом вместо плюса.

А взять опасливое предвидение Приама—как его растерзают собственные сторожевые собаки, им самим выкормленные: напьются его крови и, одурелые, лягут у двери. Как тут не вспомнить сообщение Цицерона о богатых гирканцах, которые содержали собственных собак для того, чтобы стать по смерти их пищей! В греческой мифологии память о подобных явлениях куца приглушеннее: Актеон был разорван собственными псами, но этому подыскано оправдание — он превращен Артемидой в оленя, и псы не распознали в нем человека, хозяина. А вот фольклорные обороты речи в «Илиаде» оказались архаичнее.

В ахейских гробницах не раз обнаруживаются костяки собак (Блаватская 1976: 72). В Фивах в дромосе склепа их шесть. Л. Палмер выделяет среди микенских богов териоморфного бога-пса Куне {Palmer 1983: 283— 287, 295-296).

9. Грифы и души. Странно, каким свежим предстает в сознании ионийского аэда VIII века до н. э. это народное греческое представление о посмертной судьбе, в то время как реальную основу для такого представления у греков мы должны отнести минимум еще на тысячу лет в глубь времен. Ведь до современной Гомеру кремации с урно-вым захоронением в кургане у греков были камерные и купольные могилы с целыми скелетами, до того — шахтные могилы, еще раньше — среднеэлладские каменные ящики (кисты); и лишь в V-IV тысячелетии где-то на Балканах и Дунае предки греков могли практиковать выставление трупов собакам и птицам — там, где действительно в это время существовали культуры, известные археологам только по поселениям, культуры без могил (круг культур крашеной керамики).