Книга Адмирал Ее Величества России - Павел Нахимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время обороны Севастополя адмирал Нахимов, будучи назначен помощником начальника Севастопольского гарнизона генерала Остен-Сакена, а вскоре и командиром Севастопольского порта, бывал повсюду.
Как адъютант штаба, припоминаю, что переписки он терпеть не мог, а запросов министерства просто боялся.
В это время Павла Степановича можно было назвать душою обороны: он постоянно объезжал бастионы, справлялся кому что надо – кому снаряды, кому материалы на блиндажи, кому артиллерийскую прислугу и проч. Нужно было постоянно торопиться, чтобы за ночь исправить то, что разрушил днем неприятель. Он настоял на том, чтобы матросам, находящимся на береговых батареях, привозилась морская провизия, впоследствии ее выдавали и солдатам, поставленным к нашим орудиям взамен все убывавших матросов.
Квартира адмирала преобразилась в лазарет для раненых морских офицеров; личные же деньги его шли на помощь отъезжающим семействам моряков. И бывало для каждого бастиона большим удовольствием видеть у себя адмирала. Служащие на батареях при его посещениях показывали ему «фарватер», т. е. те тропинки, по которым меньше падали неприятельские бомбы…
Припоминаю, между прочим, 6 июня, когда генералом Хрулевым был блистательно отбит штурм на Малахов курган и на батарею Жерве…
Во время упоминаемого штурма был момент, когда на Малахов курган, где находился Нахимов, ворвались французы и их нужно было выбивать штыками. В общей свалке нельзя было найти ротных и батальонных командиров. Солдаты, кажется Севского пехотного полка, толпятся, без команды не идут вперед. Тогда адмирал Нахимов приказал своим адъютантам – Фельдгаузену и Колтовскому – повести полк в штыки.
Но смерть караулила уже Нахимова, и ему суждено было сложить свою голову там, где пали Корнилов, Истомин и многие другие моряки.
Кажется, это было в конце июня – в тот период обороны, когда неприятель особенно обратил свои удары на Малахов курган. Адмирал поехал туда, взошел на бруствер для того, чтобы лучше рассмотреть, откуда сильнее бьет француз, где надо прибавить орудие, где усилить стрелков, ибо французы траншеями уже подошли к нашему рву.
Несмотря на предостережение начальника бастиона, Павел Степанович смотрел в зрительную трубу, и этот блестящий предмет был заметной мишенью: неприятельская пуля попала адмиралу в висок, остановившись в задней части черепа. Он упал, к общему нашему ужасу и огорчению. Его перенесли на Северную сторону, положили в лазарет, где два дня он пролежал, не приходя в сознание, и тихо скончался.
Хоронили Нахимова в Михайловской церкви торжественно, насколько позволяли боевые обстоятельства. Гроб его покрыт был простреленным кормовым флагом с корабля «Императрица Мария», на котором адмирал находился в Синопском сражении.
Так умер герой флота. Вечная ему память!
А вот несколько эпизодов из того времени обороны Севастополя, когда жив еще был Нахимов.
Павел Степанович обходил больных в госпитале. Одному матросу в это время отнимали ногу.
– Ваше превосходительство! – проговорил он.
– Чего тебе нужно? – спрашивает адмирал.
– А ведь это они нам за Синоп отплачивают?
– Правда, за Синоп.
– Ну, уж и задал же я им Синоп! – ответил матрос, сжимая кулак.
– Ваше превосходительство! – кричал другой, весь обожженный, Нахимову. – Вы меня не узнали?
– Да тебя трудно, братец, узнать! У тебя все лицо сорвано.
– Я фор-марсовой с «Двенадцати апостолов». Явите милость, позвольте опять на батарею!
– Да как же тебе идти в таком виде?
– Нет, уж позвольте! А не то в халате уйду!
Уважил его просьбу, бравому матросу сделали маску на лицо, и он отправился на позицию.
Одного матроса, Рабочего экипажа, ранили в лицо. Когда его привели в госпиталь, то жена его уговаривала его не ходить больше на батарею.
– Молчи, баба! Не твое дело! – ответил тот.
Но жена все продолжала уговаривать.
– Ну, ежели ты еще будешь надоедать, – сказал он, рассердившись, – то я и тебя возьму с собой.
И он стал торопиться к своему орудию.
Один боцман, находясь комендором у орудия на батарее, стрелял целый день, чтобы сбить неприятельское орудие. К вечеру ему оторвало ногу. Когда его несли на перевязочный пункт, то он обратился к оставшимся товарищам со следующими словами:
– А вы скажите Сеньке, чтобы он непременно сбил орудие; а не то я приду и накладу ему!
Один матрос носил снаряды к орудию. Когда он нес снаряд, то его дорогой сильно ранило. Он не бросил кокор, а добежал до орудия, отдал снаряд и только тогда закричал не своим голосом:
– Носилки мне, носилки.
Таков был дух черноморских моряков. Его умели внушить им ученики Лазарева…
Вот, на стене моего кабинета, пока пишу, висит портрет адмирала Нахимова: строгое и суровое выражение лица. Но у Павла Степановича смех был добродушный и, вообще, вместе со строгостью в нем было много добродушия…
Из воспоминаний адъютанта П. С. Нахимова П. Я. Шкота о деятельности адмирала в обороне Севастополя
Я отправился из Симферополя в Севастополь с открытым фельдъегерским листом, и, о Боже мой, какие испытания надо было перенесть на этой дороге: каждая станция была буквально завалена проезжающими ранеными; приходилось валяться на полу, вповалку, по несколько дней. Дорога завалена дохлыми волами, сломанными фурами с провиантом, обмундировочными вещами, сеном; лошади изнуренные, еле-еле подвигаются шагом, – и это мучение, на 60-ти верстах расстояния, продолжалось более семи дней!
Наконец, дотащившись до Северной стороны Севастополя, где впервые познакомились с шальными бомбами и ракетами, залетавшими на Северную сторону, причем было убито несколько человек; это было первое знакомство с удовольствиями Севастополя. Наконец, через полдня по приезде удалось переправиться в Севастополь. Прибыв в него, прямо с перевоза я отправился представиться герою Синопа и Севастополя – адмиралу Павлу Степановичу Нахимову.
Его не было дома: он был на бастионах. Возвратясь часа через четыре, тотчас же принял меня… и сказал: «Очень сожалею, что ваша судьба привела вас в таком положении в наш любезный Севастополь, который в настоящее время, как вы могли уже сами убедиться, находится не в очень хорошем положении. Назначить вас на батареи, где вы будете младше всех, я нахожу неудобным. Я и все севастопольцы сочувствовали вашему несчастию.
Я вас оставлю при себе, и вы будете моим спутником. Умеете вы ездить верхом?» – «Немножко, ваше превосходительство». – «Ну и прекрасно; значит, мы будем оба одинаковые ездоки. Постарайтесь поместиться поближе; у вас, кажется, есть брат в Севастополе?» – «Он теперь ранен и находится в госпитале, но ничего – не опасно». – «Он молодец. Вероятно, вы поселитесь у него на квартире; она недалеко от меня. Отдохните до завтра и утром приходите.