Книга Похищенный трон - Гарри Тертлдав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Есть вещи и пострашнее, — сказал Абивард. — Ну, пошли?
Они вместе спустились со стены и поспешили через дворик в кузницу Ганзака.
Зимой она была желанным убежищем от холода. Сегодня, когда до осени было еще далеко, пот выступил на челе Абиварда, как только он вошел в помещение, наполненное жаром огня.
Ганзак работал голым по пояс. Его лоб и широкая волосатая грудь были мокры от пота. Запах пота наполнял кузницу, смешиваясь с дымом горящих поленьев и почти кровавым запахом горячего железа. Когда Фрада и Абивард вошли, Ганзак трудился не над доспехами, а над лезвием меча. Играя мощными мышцами, он опустил молот на железный брусок, который щипцами прижимал к наковальне. Металл ударил о металл. Посыпались искры.
Кузнец погрузил будущее лезвие в бочонок, стоящий возле наковальни.
Послышался такой звук, будто шипел громадный ядовитый змей. Ганзак вынул лезвие из закаляющей ванны, критически осмотрел его и отложил в сторону. Потом с лязгом положил щипцы на наковальню.
— Дай тебе Господь доброго дня, повелитель, — сказал он, кивая Абиварду.
— И тебе того же, — ответил Абивард, после чего выпалил:
— Как ты переносишь такую жару?
Ганзак откинул голову назад и расхохотался — громко и от души.
— Повелитель, кузница — это мой дом. Когда я выхожу отсюда, иногда мне кажется, что я вот-вот задрожу от холода, до того привык к здешнему жару.
Абивард и Фрада переглянулись. Фрада сказал:
— Я вот что думаю: надо бы тебе спуститься о деревню, пусть Таншар или кто-нибудь из старух приготовит тебе лекарство, а то ты явно нездоров.
Кузнец снова расхохотался. Добрый нрав никогда не изменял ему, что, учитывая его габариты и силу, было весьма удачно. Он потянулся; движение его литых мускулов под блестящей кожей напоминало движение мускулов под шкурой льва.
— Я кажусь тебе больным? — спросил он.
— Нет-нет, — поспешно ответил Фрада. Сколь бы добродушным ни был Ганзак, только глупец взялся бы спорить с ним.
Абивард сказал:
— Мы зашли посмотреть, как продвигаются дела с доспехами, которые так нужны наделу.
— Думаю закончить восьмой прибор к новолунию, — ответил кузнец. — Это, как ты понимаешь, доспехи и для всадника, и для коня. Тогда у нас будет на два прибора больше, чем было, когда Пероз, Царь Царей, повел войско в Пардрайю.
Шлемов и щитов тоже больше, чем тогда, и еще многие заказывают кольчуги. Это, конечно, не полные доспехи, спорить не стану, но всяко лучше, чем кожа, пропитанная растопленным воском.
— Если я не ошибаюсь, я знаю, откуда к ним пришла эта мысль, — сказал Абивард. — Заказывают те, кто ходил воевать за Шарбараза, Царя Царей?
Ганзак нахмурил лоб:
— Да, повелитель, они, как это я раньше не сообразил? А ты как догадался? — Прежде чем Абивард успел ответить, кузнец щелкнул пальцами:
— Стоп! Я понял. Думаешь, они у видессийцев подглядели?
— Не сомневаюсь, — сказал Абивард. — Видессийских доспехов достаточно, чтобы взять верх над нашими конными стрелками и даже оказать сопротивление нашим копейщикам, и при этом они намного подвижней тяжелой кавалерии. Мне уже тогда подумалось, что в их экипировке есть свои достоинства. Как выясняется, не мне одному.
— М-м… не стану с тобой спорить, — сказал Ганзак. — Оказывается, они не только гады, как я раньше думал, есть в них и хорошее. Я думал, что видессийцы — это только золото и обман, а силы и смелости в них нет, а они оказались не такими. — Он зашевелил челюстью, будто жевал что-то не особо приятное. — Но думаю, меня бы больше устроило, если бы они были такими, как гласит молва. Тогда они были бы менее опасными, по-моему.
— Думаю, ты прав, — сказал Абивард. Ганзак все понял очень четко. Он, вне всякого сомнения, превосходный кузнец. А вот какой бы из него получился дихган, доведись ему родиться в благородном семействе? Скорее всего, очень даже неплохой. Да, стране нужны хорошие кузнецы, но хорошие правители ей тоже нужны.
Абивард вспомнил слова Таншара о том, сколько теряет царство от того, что многим так и не удается проявить свои способности.
Фрада был крайне расстроен, буквально лопнуть готов:
— Все только и твердят, что о видессийцах: мол, они такие, они сякие! — воскликнул он. — А вот я даже на тысячу фарсангов не приближался ни к одному видессийцу!
— Не принимай близко к сердцу, братец, — сказал Абивард. — Скоро и тебе представится случай помериться с ними силами.
— Когда? — спросил Фрада. — Когда стану старым и седым, как Смердис? Тогда я против них ни на что не сгожусь. Ведь если Шарбараз, Царь Царей, в такой дружбе с Автократором Ликинием, то у нас с ними будет мир на целое поколение. — Он говорил об этом так, будто ничего хуже быть не могло. Но с другой стороны, он ведь еще не был на войне.
— Вряд ли тебе придется ждать так долго, — сказал Абивард. — Шарбараз, Царь Царей, — человек чести, он никогда не начнет войну с Ликинием без серьезного повода. Но Ликиний вполне может дать такой повод. Не забывай, за свою помощь в войне он оттяпал от нас хороший кусок Васпуракана. Он из всего старается извлечь наибольшую выгоду. Однажды он перестарается, и тогда придет твой час.
Фрада согнул руку, словно пристраивая копье в локтевом изгибе:
— Скорее бы!
Абивард, глядя на него, засмеялся:
— Я сказал «однажды», братец, не «завтра» и даже не «через год».
— Я слышал тебя, — ответил Фрада. — Слышал, но не слушал.
Прошлую зиму Абивард провел в изгнании, в холодном Серрхизе, городе Видессийской империи. Позапрошлая зима была полна возбуждения и лихорадочных приготовлений к мятежу; Шарбараз был тогда беглецом, а Смердис держал в руках большую часть Макурана.
Эта зима была не такова. Она проходила не в той полуспячке, которую Абивард изведал в детстве и юности. Теперь он, а не Годарс был дихганом и нес на своих плечах ответственность за улаживание всяких раздоров в наделе и за то, чтобы запасов хватило до весны. Но урожай собрали хороший — лучше, чем он рассчитывал, — и в закромах было достаточно зерна, орехов и фруктов, чтобы надел жил сыто до возвращения теплых дней.
У него впервые за последние два с половиной года появилась возможность немного расслабиться. И эту возможность он использовал вовсю: спал длинные зимние ночи напролет, пил горячее вино со специями, борясь с морозными метелями и ледяным ветром, и отъедался, благо не было надобности экономить припасы. Ему даже пришлось проделать дополнительную дырочку на ремне, поближе к концу.
Кое-что росло даже и в эту гнусную погоду. Живот Рошнани набухал, и она смотрела на это со смешанной гордостью и иронией. На последних стадиях беременности у нее начинали пухнуть лодыжки, если она оставалась на ногах продолжительное время. Из-за этого, к ее большому неудовольствию, пришлось ограничить ее выходы с женской половины.