Книга Покушение на Сталина. Дело Таврина-Шило - Игорь Ландер

Однако все же все три принятые на передатчик Шиловой последующие радиограммы носят явно проверочный характер. В первой из них содержалось предупреждение об истечении срока хранения запала мины (о чем агентов не мешало бы поставить в известность еще на стадии подготовки), о необходимости уничтожить ее и доложить об этом (опять бессмысленное требование рискованного выхода в эфир по совершенно надуманному поводу). Вероятно, радиограмма составлялась и направлялась ради содержавшегося в ней вопроса о том, хотят ли агенты «для взаимной поддержки» связаться с находящейся неподалеку другой группой германских агентов. Вопрос явно проверочный, в «СМЕРШе» это прекрасно понимают и аккуратно уклоняются от выражения согласия, передавая ответственность за принятие положительного решения «Цеппелину». Как и следовало ожидать, более эта тема не возникала. Во второй радиограмме немцы запросили, может ли Таврин установить адреса и степень свободы членов комитета «Свободная Германия», и предупредили, что газетные сообщения об этой организации пересказывать нет необходимости. Совершенно непонятной выглядит и третья радиограмма, содержавшая вопрос о том, соответствует ли курс новых чешских крон соотношению 5,5 за 1 рубль. Не подлежит сомнению, что эти кроны в СССР не попадали, их курс в отсутствие валютного рынка не мог быть вообще никаким, равно как и то, что нагружать агентов-террористов такими заданиями опасно и бессмысленно. Единственное возможное объяснение этого заключается в том, что данная фраза или какие-то ее элементы являлись проверочными или содержали иной условный сигнал, который Таврин не пожелал раскрыть, а контрразведчики не смогли выявить. Если это так, то следует признать, что «Цеппелин» под самым носом у «СМЕРШа» передал агенту некое условное сообщение. Иначе понять смысл вопроса германской разведки о хождении в столице Советского Союза иностранной валюты, к тому же эмитируемой Национальным банком Богемии и Моравии, то есть в государстве, с которым СССР находился в состоянии войны, невозможно.

31 января 1945 года в «Цеппелин» ушла весьма странная радиограмма. Устами Таврина «СМЕРШ» буквально верноподданнически заверял немцев:

«Краус. В час тяжелых испытаний заверяю в преданности делу. Что бы ни случилось, буду добиваться выполнения поставленных мне задач и жить надеждой победы. Прошу передать приветы и лучшие пожелания всем друзьям по борьбе. Петр»[219].

Помимо необъяснимого открытого обращения к Краусу по фамилии, грубо нарушавшего требования конспирации, помимо подписи «Петр» вместо согласованной «Л. П.», радиограмма вообще является весьма странной. Трудно сказать, чем руководствовались контрразведчики при составлении такого текста. Ожидать, что немцы поверят в подобные клятвенные заверения агента, завербованного вовсе не на идеологической основе, да еще и во время явного заката рейха, не приходилось. В такие периоды агенты обычно работают из-под палки и не хранят верность своему разведоргану, а изыскивают малейшую возможность ускользнуть из-под его контроля и затеряться, чтобы избежать весьма вероятного провала и соответствующего наказания. Вероятно, именно поэтому в «Цеппелине» никаких эмоций по этому поводу, более приличествующему для митинга или партийного собрания, не проявили. Очередная радиограмма немцев просто предлагала Таврину и Шиловой нумеровать исходящие радиограммы по порядку в каждом месяце и устанавливала коды некоей «сброски»: 445, если она будет производиться в день связи, и 416 — если нет. На вопрос о том, что имеется в виду под сбросками, «Цеппелин» 15 февраля разъяснил, что имелись в виду возможные доставки по воздуху снабжения для агентов. Все это было шито белыми нитками. Никакие условия сброса не указывались, поэтому принять такой груз не было никакой возможности, да и отправлять его «вслепую» никто бы в СД не стал. 7 февраля немцы отправили совершенно «пустую» радиограмму с воодушевляющими фразами и вторую, с расписанием передач радиостанции Комитета освобождения народов России. Казалось, в «Цеппелине» уже поставили крест на планах операции, а скорее, на планах введения советской контрразведки в заблуждение относительно сохранения в тайне от немцев факта радиоигры, и потому в «СМЕРШе» решили активизировать ее. В СД ушло сообщение о том, что Таврину удалось познакомиться с женщиной-врачом, имеющей знакомых в кремлевской больнице. После этого руководство «Цеппелина», поняв, что агенты пока живы, 5 марта отправило на рацию Шиловой оборванное сообщение с вопросами о том, где находятся агенты (!) и как устроилась Лидия. Через четыре дня оно было повторено, на этот раз пришла и концовка с вопросом о шансах на выполнение планов. Невозможно поверить, чтобы в «Цеппелине» рассчитывали на такую добросовестность и преданность своих агентов, маскирующий характер этой радиограммы виден буквально невооруженным глазом.

Данное сообщение стало последним, принятым Шиловой от СД. Она выходила в эфир еще в течение целого месяца, но связь не устанавливалась.

При анализе содержания радиограмм «Цеппелина» становится очевидным, что на протяжении всего периода радиообмена немцы воодушевляли свою мини-резидентуру, но не более того, а также настойчиво пытались выяснить судьбу пропавшего экипажа «Арадо» и обстоятельства его крушения. Ни один новый агент не был направлен на связь, ни один тайник для них не закладывался, никаких адресов и явок немцы не давали. В общем, «Руссланд Норд» вел себя именно так, как ведут все разведслужбы мира, когда выявляют работу своих агентов под контролем противника, но в попытках продлить их жизни изображают полное доверие к радиообмену и одновременно не раскрывают свои секреты. При этом изначально было совершенно понятно, что едва-едва обученная работе на ключе и спотыкавшаяся чуть ли не на каждой второй группе Шилова не смогла бы безнаказанно пребывать в эфире весь остаток 1944 и весну 1945 года. В СД прекрасно помнили и о неудовлетворительной подготовке агента, и о его эффектной, но не эффективной экипировке, и о частых успехах советской радиоконтрразведки. Немцы фактически отправляли Таврина и Шилову на заклание, они явно ожидали появления передатчика «350» в эфире под контролем советской стороны.

Начальник 3-го (разыскного) отдела 3-го Главного управления МГБ СССР полковник В. Н. Пуминов, утвердивший постановление о списании дела «Э» № 308 в архив

Как ни прискорбно, следует констатировать, что радиоигра через передатчик «Туман» фактически провалилась, в ее ходе «СМЕРШ» не достиг ни одного позитивного для себя результата. Правда, позднее контрразведчики упирали на то, что «Туман» оказался успешным, поскольку создавал у «Цеппелина» ложное представление о продолжении миссии боевиков и тем самым удерживал его от заброски новых террористов. Предположение хотя и не лишено некоторого резона, но, увы, было сделано уже в спокойные послевоенные годы и потому является всего лишь пропагандистским ходом. А в деле радиоигры никакие подобные намерения не зафиксированы, ее цели стандартно формулировались как вызов на нашу сторону германской агентуры с последующими арестами, а также выявление явок других германских агентов. Впрочем, в войне разведок неудача радиоигры была делом обыденным, причиной для упреков она никоим образом служить не может. Главное заключалось в том, что особо опасный террорист был арестован, пусть и не контрразведкой, а милицией, а успехи в радиоигре могли стать приятным, но не обязательным дополнением к первой победе.