Книга Роковая женщина - Кэрол Нелсон Дуглас

– Пинк была бы счастлива к нам присоединиться.

– И также счастлива написать сенсационный репортаж о мадам Рестелл и Мине для «Уорлд», чтобы снова дать пищу для сплетен. Нет, пусть Энн Ломан покоится с миром. Никто не знал лучше нее самой, что ей суждено остаться непонятой. Даже если откроется, что она стала жертвой убийцы, ее репутацию не восстановить. Она всегда будет известна как самая безнравственная женщина Нью-Йорка.

Я ничего не ответила, поскольку мне трудно судить о подобных вещах: я воспитана в вере в абсолютные истины. Но мне подумалось, что нельзя найти покой в смерти, если сначала не отыскать его в жизни.

– Ты сожалеешь, что мы приехали в Нью-Йорк по приглашению Пинк? – спросила я, после того как мы несколько минут ехали в благостном молчании.

– Нет, – покачала головой подруга. – Я встретилась с людьми, которых хорошо знала когда-то, и, возможно, спасла некоторых из них от гибели. А главное, я вновь обрела утраченное прошлое. Теперь я помню все о своем эксцентричном детстве. А ты сожалеешь, что узнала многие страшные тайны?

– Вовсе нет! А может, мне, уподобившись Пинк, воспользоваться несчастьями других людей? Что, если я напишу сенсационный роман под названием «Десять дней в варьете»?

Ирен шутливо скрестила свой зонтик с моим наподобие шпаги:

– Только посмей, и я растрезвоню о твоем предке-воре, которого повесили в Тайберне!

– Боже! Тогда я молчу.

Мы все еще смеялись, когда извозчик остановил экипаж возле небольшой возвышенности, разделенной на квадраты живыми изгородями и деревьями.

Мне пришло в голову, что две смеющиеся женщины, которым не требуются ее услуги, будут самыми лучшими последними посетителями покойной мадам Рестелл. Вряд ли кто-то навещает ее могилу.

Мы поднялись на пригорок, пробираясь между величественными и более скромными памятниками. Солнце пригревало, но жарко не было. До чего же давно мы с Ирен так приятно, неспешно и беззаботно не проводили время вдвоем!

– Здесь, – уверенно произнесла она, останавливаясь перед надгробием.

Как странно было читать надпись на памятнике: «ЭНН ТРАУ ЛОМАН, 6 МАЯ 1811—1 АПРЕЛЯ 1878». Ничего не осталось от мадам Рестелл и от всех ее деяний, хороших и плохих. Здесь не упоминались ни дьявол или убийца, ни революционерка или мученица.

– Сколько людей осталось бы в живых, – заметила я, – если бы ребенка Мины не отдали приемным родителям и он не исчез бы бесследно.

– Такие вещи происходили сотни лет, и продолжаются до сих пор. Незамужняя мать теряет право на ребенка и не знает его местонахождения. – Ирен взглянула на надгробный камень. – Я ни минуты не сомневаюсь, что она была в курсе, где ребенок. Как о ней ни суди, мадам Рестелл делала то, что считала благом, – будь то прерывание беременности или тайное усыновление младенца.

– Ты имеешь в виду, что она специально отказалась говорить, когда ей к горлу приставили кухонный нож?

Подруга медленно кивнула:

– Я верю в ее добрые намерения, Нелл. Женщина, которая средь бела дня разъезжала в карете по Бродвею, тогда как даже благодарные клиентки отрицали, что пользуются ее услугами, – такая не испугалась бы ножа, если считала, что поступает на пользу ребенка.

– Как ужасно! Она догадывалась, что на нее навесят ярлык трусихи и самоубийцы?

– Мадам Рестелл никогда не думала о себе, да и вообще о будущем – только о настоящем. И наверняка привыкла иметь дело с истеричными женщинами и мужчинами. Она была не из тех, кто отступает.

– Надо помолиться за нее.

Опустив голову, я начала читать заупокойную, в то время как Ирен просто молча стояла рядом. Не думаю, что подруга молилась, но она, несомненно, ощущала великую печаль по тем, с кем мы общались последние две недели. И даже по той, что убила эту женщину и недавно покончила с собой.

– Какая ирония! – сказала я, вновь подняв голову. – Сумасшествие Вильгельмины заставило ее совершить самоубийство, тогда как его ошибочно приписывают ее жертве. Высшая справедливость, не так ли?

– Убийство вообще довольно ироническое занятие, – произнес у нас за спиной знакомый голос.

Резко повернувшись, я увидела Шерлока Холмса. Ирен осталась стоять лицом к могиле.

Оказывается, сыщик вслед за нами поднялся на холм. Сейчас он стоял с цилиндром в руке, и ветер трепал его прямые темные волосы. В своей темной визитке среди пышной зелени кладбища он походил на владельца похоронного бюро. Может быть, весьма уместное сравнение для детектива.

Ирен так и не повернулась, и мистер Холмс подошел к надгробию, чтобы прочитать последние слова, сказанные о мадам Рестелл.

– И убийца, и жертва так и не предстали перед судом, – заметил он. – Возможно, преступления, в которых их обвиняли, разбираются не в земном, а в высшем суде, мадам.

Наконец примадонна посмотрела на него.

Сыщик протянул ей сложенную бумагу.

– Здесь есть еще одна могила, которую, по моему мнению, вам стоит посетить. Как и в данном случае надпись, высеченная на мраморе надгробия, мало что говорит об истинной истории той, что лежит под ним.

Губы у Ирен приоткрылись от удивления.

– Мы объездили пол-Европы, мадам, играя в соперников, – произнес гений дедукции. – Теперь мы с вами находимся в Новом Свете. Мой друг Уотсон полагает, что я ничего не знаю об этом дивном новом мире. Вокруг нас простирается неосвоенный континент. Однако взгляните на карту кладбища. Прочтите, что написано карандашом возле одного из памятников.

– Миссис Элиза Гилберт. Это имя ни о чем мне не говорит.

– Думаю, для нее оно тоже ничего не значило. Но быть может, им стоит заняться.

– Миссис Элиза Гилберт мертва, а я нет. Очевидно, вы знаете, кто она, но не хотите сказать.

– Вы часто сетовали на то, что я сую нос в ваши личные дела, так что на сей раз действуйте сами. В том случае, если решитесь.

– И вы мне не поможете?

– Я тебе помогу. – Меня саму удивила собственная реплика.

Ирен повернулась ко мне с ослепительной улыбкой, затем снова взглянула на мистера Холмса:

– По-видимому, у меня есть свой Уотсон.

Сыщик пожал плечами:

– Держу пари на своего Уотсона против вашего.

– Это не состязание.

– Вся жизнь – состязание. – Он снова пожал плечами. – У меня есть в Нью-Йорке другие дела, включая занятную загадку шахматной доски Астора. Но наши пути еще могут снова пересечься.

– Не могу решить, рассматривать ли это как угрозу, или как обещание.

– Как возможность.