Книга Герман Геринг. Второй человек Третьего рейха - Франсуа Керсоди

И все же развитие боевых действий не могло не интересовать рейхсмаршала. Боденшац, его постоянный представитель в ставке фюрера, статс-секретарь его Министерства авиации Мильх и начальник Генштаба его люфтваффе Ешоннек ежедневно докладывали ему о ходе продолжавшейся воздушной войны над Ла-Маншем и над Средиземным морем. О том, что Королевские ВВС осуществляют налеты все чаще, что потребность сухопутных войск в авиационной поддержке возрастает с каждым днем по мере расширения Восточного фронта. О том, что авиационная промышленность не в состоянии восполнять потери люфтваффе на всех фронтах. И это притом, что даже в отсутствие серьезного сопротивления со стороны советских ВВС на всем Восточном фронте к 5 июля у люфтваффе боеспособными оставались всего 1887 истребителей и бомбардировщиков первой линии. И пришлось констатировать, что немецкая авиационная промышленность уже производит меньше машин, чем летом 1940 года! Это серьезное упущение не замедлило привлечь к себе внимание фюрера…

Причин такой ситуации было множество, а ответственность за нее несли несколько человек. В первую очередь, несомненно, сам Адольф Гитлер, который начал войну за два года до завершения реализации плана по перевооружению авиации рейха и осенью 1940 года отдал приоритет производству танков, считая главной задачей осуществление операции «Барбаросса». Вторым виновником был, разумеется, Герман Геринг, потому что он не сумел поставить четких задач руководителям авиационной промышленности, сориентировать их на производство нужной техники и объяснить им, зачем и с помощью каких средств следовало выполнить задачу. Он не сумел добиться тесного постоянного сотрудничества между инженерами, конструкторами, летчиками-испытателями и «получателями» – боевыми подразделениями. А главное, он поставил на ключевые посты людей, не обладавших опытом штабной работы и не имевших технической подготовки. Третьим виновником оказался как раз один из таких дилетантов, начальник боевого снабжения люфтваффе Эрнст Удет. Он окружил себя многочисленными и явно недееспособными помощниками, он шел на поводу у конструкторов[410], противившихся техническим новшествам, был абсолютно нетребователен к поставщикам, не знал, что происходит в цехах и в конструкторских центрах, обещал больше того, что мог дать, и скрывал все это, представляя вышестоящему начальству хвастливые отчеты и подтасовывая статистические данные.

Но когда в начале операции «Барбаросса» фюрер потребовал увеличить в четыре раза выпуск самолетов, Герингу пришлось принимать энергичные меры. И, как всегда происходило в подобных случаях, он положился на Эрхарда Мильха, в конце июня 1941 года обязав его «замещать» во всем генерала Удета. Мильх как друг Удета старался прежде всего направить того на правильный путь, однако, как серьезный технарь, умелый и требовательный администратор, он ужасно удивился, когда понял, какая неразбериха царит в авиационной промышленности: явно не хватало производственных мощностей, рабочих рук и специальных инструментов. В отрасли доминировали разработчики, которые яростно соперничали между собой, с легкостью расходовали дорогостоящее сырье[411]и производили недостаточное количество самолетов разных типов. Наконец, в авиационной промышленности полностью игнорировались работы по повышению надежности моторов, выпуск запасных частей, создание резервов и ремонт поврежденных самолетов. Начиная с июля 1941 года Мильх постепенно прибрал к рукам техническое управление люфтваффе и принялся наводить в отрасли порядок. Начальник боевого снабжения постепенно лишился почти всех полномочий и, глубоко уязвленный этим, обратился за содействием к Герингу. Но тот слишком хорошо знал способности Мильха и неспособность Удета[412]. Будучи обязан регулярно отчитываться перед фюрером о результатах производства самолетов, рейхсмаршал с сожалением поддержал статс-секретаря Министерства авиации: в конце концов, война – это не торжественный прием. Именно так упрекнул Удета сибарит Герман Геринг…

Но фюрер сибаритом не был. Укрывшись в бетонных бункерах посреди Гёрлицкого леса, презиравший комфорт, Гитлер предвкушал свой триумф. Цифры действительно впечатляли: в конце июня под Минском были взяты в плен 324 000 советских солдат и офицеров, уничтожены или захвачены 3300 танков и 1800 орудий. В середине июля под Смоленском были пленены 654 000 человек, уничтожены 1800 танков, захвачены 1300 орудий. Севернее Пскова, южнее Житомира, западнее Киева вермахт вел бои почти так же успешно, а разведслужба немцев подсчитала, что к середине июля 89 советских дивизий из 164 были полностью или частично уничтожены и лишь 9 из 29 танковых дивизий Красной армии еще могли вести боевые действия. Для Гитлера исход операции «Барбаросса» больше не вызывал сомнений. Полковнику Адольфу Галланду он сказал: «Красная армия будет уничтожена еще до наступления зимы». А секретарь фюрера Криста Шрёдер услышала, как он однажды заметил: «Через четыре недели мы будем в Москве».

Но на самом деле Гитлера интересовала вовсе не Москва. Мы помним, что при разработке плана «Барбаросса» он обозначил главными целями операции Ленинград и Кронштадт на севере и Киев и Ростов на юге. Тем не менее главнокомандующий сухопутными войсками фон Браухич и его начальник штаба Гальдер, а также командующий группой армий «Центр» фон Бок были убеждены в том, что решение исхода кампании необходимо искать на московском направлении. Поскольку Москва была местом нахождения верховной власти большевиков и главным железнодорожным узлом СССР, ее непременно стали бы защищать основные силы Красной армии – или те силы, что еще оставались боеспособными. И их разгром позволил бы одержать решающую победу. Но Гитлер мыслил иначе: он полагал, что с захватом Ленинграда и Кронштадта вермахт закрыл бы Балтийское море для советского флота и смог бы взаимодействовать с финскими войсками, действующими в Карелии. Захватив же Киев, немецкая армия открыла бы себе дорогу на Харьков и к Донецкому угольному бассейну. А главное, смогла бы продолжить движение на Ростов и дальше – к нефтяным месторождениям Кавказа…