Книга Победа Элинор - Мэри Элизабет Брэддон

«Мое письмо уже на почте, — говорила она сама себе, — Джильберт получит его завтра утром. Я была бы трусихой, если бы отступила назад. Насколько бы я сама ни заслуживала порицания, он тоже поступил со мною очень дурно».

Элинор вытерла слезы, выступившие на ее глазах, когда снимала свое обручальное кольцо и снова начала играть.

На этот раз она выбрала одну из самых оживленных и блестящих фантазий, какую только могла припомнить — настоящее попурри из разных мелодий, искусное смешение шотландских напевов, то веселых, то воинственных и диких, то жалобных и нежных, всегда причудливых донельзя и переходивших порою в самые оригинальные вариации, в самые странные темпы. Пьеса была одним из образцовых произведений Тальберга, и Элинор исполнила ее великолепно. В ту минуту, как она брала последние аккорды, отрывистые и быстрые, как залп мушкетного огня, мисс Бэркгэм вернулась в комнату.

Она имела вид немного недовольный и, казалось, находилась в какой-то нерешительности, прежде чем обратилась с речью к Элинор, которая в это время встала из-за фортепиано и надевала перчатки.

— Право, мисс, Виллэрз, — сказала она, — это для меня совершенно непонятно, но так как мистрис Леннэрд желает этого сама, то я…

При этих словах, она вдруг остановилась и начала вертеть в пальцах золотой карандаш, висевший на цепочке ее часов.

— Я вовсе не могу постичь подобной вещи, — продолжала она, — хотя я, конечно, умываю руки от всякой ответственности. Вероятно, вы не имеете никаких препятствий к тому, чтобы ехать путешествовать? — спросила она внезапно.

При таком неожиданном вопросе Элинор широко раскрыла глаза от удивления.

— Имею ли я что-нибудь против путешествий?… — спросила она, — я…

— Согласны ли вы ехать за границу в Париж, например, если бы я могла вам предоставить место?

— О, нет! — отвечала Элинор со вздохом, — вовсе нет. Впрочем, мне все равно, где ни быть, в Париже или в другом каком месте.

— В таком случае, я полагаю, что могу вас разместить немедленно. В смежной комнате находится дама, которая была здесь уже вчера и поистине причинила мне сильнейшую головную боль своим беспокойным и ребяческим обращением. Как бы то ни было, а она желает найти в компаньонке молодую девушку, и как можно скорее. В этом-то и все затруднение. Она едет в Париж, сегодня же вечером выезжает из Лондона, а подумала о компаньонке только вчера после обеда. Она приехала ко мне в страшной тоске и просила, чтобы я познакомила ее с такой компаньонкой, какая ей нужна. Она провела весь вечер в той комнате, я водила к ней множество молодых девушек: каждая, казалось, обладала свойствами, приличными для этой обязанности, на деле весьма легко исполнимой. Но ни одна из этих девушек не понравилась мистрис Леннэрд. Она обошлась с ними очень учтиво, наговорила им тьму любезностей и отпустила их с самыми аристократичными приемами, а потом объявила мне, что все они ей не по душе и что она твердо решилась взять только ту, которая произведет на нее приятное впечатление. Она прибавила, что желает очень любить свою компаньонку и совершенно считать ее своею сестрою. Она говорила все это и… Боже ты мой, милосердный! — воскликнула вдруг мисс Бэркгэм, — откуда мне было ей взять в какие-нибудь четверть часа девушку, которая бы пришлась ей по душе и могла быть для нее сестрой? Могу вас уверить, мисс Виллэрз, что голова у меня пошла кругом, когда она уехала вчера вечером, да и теперь тоже начинает кружиться.

Элинор с большим терпением выжидала, пока мисс Бэркгэм удалось наконец собрать свои мысли.

— Едва ли я могу надеяться, чтоб эта причудливая леди нашла меня по своему вкусу, — сказала она, улыбаясь.

— В том-то и дело, моя милая! — воскликнула мисс Бэркгэм, — об этом-то именно я и пришла сообщить вам. Вы ей понравились.

— Как понравилась? — повторила Элинор, — ведь она меня не видала?

— Конечно, не видела моя милая, но я, право, не помню, чтобы когда-нибудь встречала особу, которая меня поражала бы таким удивлением. Я почти могу сказать, что она всякого собьет с толку. Я была в соседней комнате и разговаривала с этой мистрис Леннэрд… она очень недурна собою, имеет наружность леди, только в одежде ее заметна маленькая неряшливость. Я говорила с нею, повторяю я, когда вы заиграли вашу фантазию на шотландские мелодии. Мистрис Леннэрд вдруг остановилась, стала слушать и после нескольких минут вскричала внезапно:

— Уж это верно какое-нибудь чучело!

— Почему вы это думаете? — спросила я.

— Старые чучелы почти всегда играют хорошо, — ответила она, — да притом эти уродины нередко бывают и очень образованы. Но я решилась бы взять только такую, которая могла бы быть мне сестрой. Я должна иметь ее сегодня же ровно к трем часам, иначе майор Леннэрд рассердится, и я сойду с ума. Итак, мисс Виллэрз, я объяснила мистрис Леннэрд ваши лета, описала вашу наружность и манеру держать себя, насколько позволяло наше короткое знакомство с вами, и, не успела еще закончить, как она воскликнула: «Эта мне нравится». Так как она умеет отлично исполнять шотландские мелодии и к тому еще миловидна, то я беру ее. Она будет играть мне все утро, пока я рисую на бархате. Не угодно ли будет вам пойти со мной, мисс Биллэрз, чтобы я могла вас представить мистрис Леннэрд?

Элинор взяла свою муфту и последовала за мисс Бэркгэм, но едва они дошли до порога двери, как при входе показались три дамы и хозяйке заведения следовало принять их.

— Уж потрудитесь пойти одна, — сказала она шепотом Элинор, указывая на дверь задней комнаты, — Сделайте мне это одолжеиие, вы найдете мистрис Леннэрд очень приветливой и любезной дамою.

Элинор охотно согласилась. Она отперла дверь и вошла в нарядно убранную гостиную. Мистрис Леннэрд была женщина маленького роста. Стоя на ковре перед камином, она поднялась на кончики пальцев, чтобы посмотреться в зеркало, пока завязывала светло-голубые завязки своей черной бархатной шляпки. Элинор остановилась неподалеку от двери, в ожидании, что мистрис Леннэрд обернется и, стараясь отгадать наперед, какой она может быть наружности? С того места, где стояла мистрис Монктон, нельзя было рассмотреть лица этой дамы.

Мистрис Леннэрд употребила очень много времени на свое важное занятие — завязывание красивого банта.

Наконец, услышав легкий шум шагов Элинор, которая подвинулась немного вперед, мистрис Леннэрд вдруг вскрикнула и обернулась:

— Гадкая девочка, вы меня перепугали!

Не настолько, однако, как Элинор была поражена при виде лица мистрис Леннэрд: она не могла удержаться от восклицания удивления. Лицо это было очень красиво, очень моложаво, хотя ей и было около сорока лет. Хорошенькое детское личико, с розовыми щеками, голубыми, как бирюза глазами и самыми светлыми, шелковистыми, белокурыми волосами. Правда, красота ее была германского, несколько глуповатого типа, тем не менее она была совершенством в своем роде.

Однако Элинор была не столько поражена детской, нежной красотой мистрис Леннэрд, сколько сильным ее сходством с Лорою Мэсон. Эго было то же самое лицо, только старше двадцатью годами, но заботливо сохраненное, оно не носило отпечатка забот и трудов жизни. Наружностью и обращением мистрис Леннэрд была совершенно тем, кем, можно было ожидать, будет и Лора, когда доживет до тридцати семи лет.