Книга Струна - Виталий Каплан

Но со мной говорила лишь чернота, мрак между расступившихся стен.

— Они нас догонят, — зачем-то сказал я, забыв, что не следует пугать Димку.

— Нет, — ответила темнота голосом Костика. — Зачем вы схватились за Нее?

Мне вдруг стало стыдно. Господи, как же глупо! Но ведь он сам подсказал мне?

— Ты предложил использовать Струну?

— Не так же грубо! — в его голосе родилась настоящая детская обида. — Вы же гвозди телевизором не забиваете?

— А что, эффективно, наверное, — брякнул я.

— Да! — кажется, Костик вновь обиделся на мою глупость. — Только телевизор потом сломается! Такого Резонанса еще не было! Никогда! Вас швырнуло через несколько слоев сразу, и еще повезло, что сюда. Могло совсем в другой подвал, а могло и…

Он замолчал. Не сказал ни слова, но я вдруг понял, что под Мраморным залом скрывалось что-то еще. Что-то такое, о чем не знал никто в «Струне» — ни Максим Павлович, ни тем более Лена.

— Да что вы стоите! — раздраженно воскликнул Костик. — Бегите же!

— А они… — вяло, обречено, как и тогда, смывая кровь с кулаков в школьном умывальнике, спросил я.

— Они пока в ужасе… — коротко бросил Костик, а потом вдруг добавил. — Высокая Струна лопнула. Вы порвали ее. Случайно.

Я стоял, глядя в слепую пустоту, и не мог понять, что же чувствую.

Вот и всё. Споры о будущем, о стране и о благе, диктатуре и демократии, правах и нарушениях, наименьшем зле и политике пряника с кнутом…

Вся болтовня, на которую завязана судьба целого государства.

И один дуралей, попытавшийся спасти мальчика… От чего? Не стали бы, в самом деле, его пытать — даже этот дурак Валуев, что корчится сейчас на полу. Хотя вот он как раз… кто его знает.

Плевать, я нашел свою цель. И цель моя скоро замерзнет в своей тонкой майке.

— Прощайте, Константин Дмитриевич, — выдохнула темнота. — Бегите скорее и загляните в карман пиджака…

Я повернулся к Димке.

— Ну что, ясноглазое дитя? Кажется, отсюда пора делать ноги?

Эпилог

Последний раз я был в «Макдональдсе» года три назад. Сходили как-то с Лариской… тогда это еще считалось некоторым шиком. Только не сюда, а в самый крупный, на Пушкинской. Как в цирк ходили. Из всех ресторанчиков с национальной кухней — самый дешевый. Американцам, наверное, русские блины с икрой обходятся куда как дороже…

…Эти места никак не могли считаться городским центром, но и спальными районами их все же не назовешь. Станция метро под боком. Удобно… А еще удобнее — снять деньги с карточки в банкомате напротив, послать Димку занять столик где-то в углу, а потом притащить туда пластиковый поднос, ломящийся от заморских яств.

Димка смотрел на меня отрешенно. Ни роскошный заказ, ни спокойная обстановка, ни моя показная расслабленность не ослабили его тревоги. Бывшая гроза восьмого «Б» сидел напротив и молча следил за тем, как я разгружаю поднос от стаканов «Колы», картошки, пузатых чизбургеров. Он даже по сторонам не смотрел, словно ничего уже не боялся. По-моему, на самом деле больше всего он боялся обнаружить свой страх.

А я вот вокруг посматривал.

Ничего интересного. Народу на удивление мало. Стайка девушек студенческого вида, серьезные молодые ребята при костюмах и галстуках, пара-трешка семейств плюс размашисто отдыхающая компания — кажется, какие-то туристы. Для воскресного вечера — более чем скудно.

Интересно пролетело время. Вот только что была суббота, отъехавший шкафчик с модельками, пожухлые травы и облака псевдотональности… По внутреннему ощущению — минуты. На самом же деле — почти сутки.

— Как вы думаете, Константин Дмитриевич, — сказал вдруг Димка, едва лишь я уселся на место. — Они знают, как мы… ну ушли?

Я только плечами пожал.

Путь из небоскреба «Струны» запомнился мне смутно. Сначала долгие и мрачные, но чистые коридоры — наше хозяйство. Потом дверь на чудесном электронном замке, а с другой стороны она так сливается со стеной, что с первого взгляда не отличишь.

Настоящий потайной выход — в лучших мушкетерских традициях. Только вот вместо лесочка где-то за Лувром — огромная труба. На дне — тонкая струйка проточной воды, ног при всём желании не промочишь.

Кто знает, зачем это строили? Может, просто сточная канава, может, шахта с кабелями — их вдоль стен тянулось много. А может, и что покруче. Секретный тоннель легендарной системы М8, стянувшей собою все бункеры верховного командования.

Со «Струны» станется.

Запомнился еще двор, где мы выбрались на свободу, маршрутка, от которой, несмотря на внешний лоск, повеяло славным Мухинском, переулки, переулки, переулки…

— Константин… Дмитриевич, — Димка опустил глаза и уставился в край стола. Он вновь отучался от моего старого отчества. — Что вы теперь будете делать?

— Не знаю, — честно и без запинки признался я. — Ты пойми, Дим, мне до героя далековато. А выкручиваться как-то надо.

— Понимаю, — всё так же изучая стол, кивнул он. — Я тогда пойду, наверное. Мне так кажется, они нас вместе быстрее…

— Чего? — не сразу сообразил я. — Куда это ты пойдешь?

— Ну не станете же вы меня за собой-то таскать всюду? — спросил он. — Нас же так по любому схватят, да еще и на вас всяких люлей навесят. Типа, «прикрываясь невинным ребенком, негодяй пытался избежать справедливого возмездия…» — он выпятил грудь и повторил столь знакомую интонацию. Один в один.

Хороший бы пародист из тебя вышел, Дима Соболев. Жаль, вряд ли сбудется.

— Мне все равно, — сказал я. — Схватят так схватят. Я тебя в это втравил, и прорываться будем вместе. Хотя еще даже не знаю, куда.

Он поднял на меня глаза. Казалось, из них выползали тонкие и удивительно острые иглы. Мне вдруг почудилось, будто юный хулиган Соболев, получивший от меня в свое время основательную затрещину, перебрал подряд все мои мысли, оценил, взвесил и снова сложил обратно.

Я начинаю бояться детей.

— А вы… — он вновь взглянул на меня, теперь уже как-то отрывисто и… испугано, что ли? — Вы Ее чувствуете?

Я положил шикарно упакованный чизбургер обратно в коробочку.

Я — Константин Демидов-Ковылев, человек «Струны», Хранитель второй категории. А может, даже и Главный Хранитель… Я тот, с кем не стоит шутить. Вовсе не забавный учитель математики Константин Дмитриевич, над глупым лицом которого можно было смеяться вволю.

Тот смешной и безобидный дядька, стоявший в свое время у школьной доски, ушел куда-то прочь из Мраморного зала. А вернулся совсем другой, измененный, обожженный нечеловеческой музыкой Струны.

— Дим, — как-то жалостливо промямлил я. — Да ты что, ты боишься меня? Ты…