Книга Драконья ненависть - Евгений Малинин

Блуждающая Ипостась ответила мне далеко не сразу, мне даже показалось, что я не дождусь ответа на свой «лирический» вопрос. Однако он все-таки последовал.

Сначала призрак скептически хмыкнул, а затем иронически поинтересовался:

«А ты, случаем, стихов не пишешь?..»

– Нет, – серьезно ответил я, – хотя по роду деятельности не чужд литературе.

«Вот, вот… Именно что не чужд – это чувствуется. Так вот знай, господин литератор… – Тут он сделал паузу и продолжил довольно резко. – Ненависть требует всего человека, без остатка, так что на всякие там цветочки-лепесточки не остается ни сил, ни времени. Бездельно рассматривать дерево, луг, реку не имеет смысла, рассматривание этих… предметов целесообразно, если тебе необходимо их как-то использовать, но при чем тогда их… как ты сказал?.. Ах, да – очарование! И последнее – если тебя хвалит посторонний человек, то в этом нет никакой похвалы. Если тебя хвалит твой учитель, то он хвалит себя! Если тебя хвалит твой знакомый, то он либо тщеславно ожидает ответной похвалы, либо льстит тебе с какой-то тайной целью! Если же тебя хвалит незнакомый человек, что бывает крайне редко, то он пытается доказать окружающим свою… объективность, надеясь повысить собственный авторитет! И все эти… воздающие тебе хвалу люди лгут, потому что ты им совсем не нравишься! И чем более ты стараешься соответствовать идеалу чести, доброты и милосердия, тем меньше ты им нравишься, ибо такова природа человека – он любит только себя!!!»

– Да ты, сияющий дан – мизантроп!.. – чуть растерянно пробормотал я, и тут же задавил свою растерянность, – значит ты умер задолго до того, как умерло и было развеяно твое бренное тело!

Блуждающая Ипостась дана Тона ничего не ответила мне, а спустя несколько минут шагавший впереди Фрик вдруг остановился и, подождав когда мы подъедем, произнес:

– Вот где отряд дана Тротта сошел с Северного тракта!

Справа от коричневой ленты дороги короткая травка, покрывавшая обочины, была безжалостно вытоптана, а луг, тянувшийся к недалекому леску, прорезала широкая, перепаханная копытами темная полоса. Судя по этой полосе, отряд дана Тротта был гораздо больше сорока человек!

Мы сошли с тракта и двинулись прямо по следам экспедиции Тротта. Минут через сорок мы достигли опушки леса, и здесь я остановился.

– Пожалуй, именно здесь мы остановимся на отдых… – не слезая с лошади, проговорил я. – Скоро стемнеет, а искать подходящее для ночлега место в темноте не слишком удобно.

Попросив Фрика поставить палатку – дело которое никогда мне не нравилось, я отправился в лес. Возвратившись в охапкой сухих сучьев, я обнаружил на опушке очень хорошенький оранжевый шатер и тлеющий рядом с ней небольшой костерок. Фрик успел даже распаковать наши припасы и высунув то ли от удовольствия, то ли о напряжения свой длинный красный язык, нарезал твердое копченое мясо. Подбросив в костер принесенных сучьев, я укрепил над огнем котелок, наполнив его водой из большой фляжки. Скоро вода закипела, и Фрик, порывшись в торбе, опустил в кипяток горсть каких-то сухих листьев. Спустя пару минут, в округе распространился аромат, отдаленно напоминавший мяту.

Ужин наш был скромен, но меня порадовало то, что девчушка тоже съела кусачек лепешки с мясом и выпила кружку фрикового ароматного варева. Похоже, ребенок постепенно приходил в себя после пережитого кошмара.

Когда ужин был съеден, эльфиечка вопросительно посмотрела на меня, а я в свою очередь, кивнул в сторону растянутого шатра:

– Ты будешь спать там…

Она поднялась на ноги и покорно поплелась в шатер. Фрик внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал и принялся убирать остатки еды в торбу. Я лег навзничь в траву возле прогоревшего костра, и уставился в темнеющее небо. Незнакомые звезды осторожно проклевывались на темно синем бархате, выкладывая свой затейливый узор, а я вдруг ощутил тягучую, ломающую усталость… И тоску! Я хотел домой!!

Шут долго возился с противоположной стороны костра, и наконец затих. Спустя десяток минут, я услышал его тихое посапывание.

«А ведь девчонка, пока мы спим, вполне может сбежать!.. – Мелькнула в моей усталой голове вялая мысль, и тут же пришла другая, – а может быть это было бы и к лучшему… В лесу она не пропадет, найдет дорогу домой!»

Это слово «домой» снова всколыхнуло давно копившуюся тоску! Домой!!!

Сон долго не приходил ко мне. Звезды вращались надо мной, подчиняясь течению времени, вяло и растерянно бродили в голове несвязные мысли, которым, казалось, не будет конца… И вдруг я услышал тихий шорох, рядом с собой. Приподнявшись я посмотрел в сторону донесшегося звука и увидел, как над дотлевающими углями костра поднялась лысая голова Фрика. Взглянув на меня своими круглыми глазами, он тихо произнес:

– Отдохни, дан, теперь я буду бодрствовать.

Я снова улегся на траву и… мгновенно заснул.

Ранним утром следующего дня на луг опустился густой туман. Мы не стали разжигать огонь, доев остатки вчерашних лепешек и мяса, мы запили их несколькими глотками вина и быстро свернули лагерь. Когда небо на востоке порозовело, наш крошечный отряд двигался по следам отряда сияющего дана Тротта.

Этот короткий, двухдневный поход я буду помнить всю мою жизнь.

Пурпурная Дымка продвигалась вперед уже привычной для меня ходкой рысью. Фрик упорно держался рядом с моим левым стременем, а белая лошадка, несшая эльфийское дитя оказалась удивительно выносливым животным и без особого труда поспевала за Дымкой, держась справа.

След уводил нас все глубже в лес, и виден этот след был прекрасно – взрытая подушка перегнившей листвы, обрубленные нижние ветви деревьев, вытоптанные кусты ясно показывали нам маршрут движения.

Около полудня нам навстречу вдруг потянуло гарью. Мы чуть прибавили ходу и примерно через час выехали на большую поляну, посреди которой совсем недавно стояла усадьба – большой дом и несколько дворовых построек, обнесенных высокой изгородью. Теперь же вместо строений перед нами чернело догорающее пепелище, изгородь была повалена, а на перекладине распахнутых ворот покачивался повешенный.

Остановившись на опушке, в тени последних деревьев, я несколько минут оглядывал поляну, но никакого движения не заметил, поляна была пуста. Пурпурная Дымка, подчиняясь моему приказу, направилась к воротам, и я смог как следует рассмотреть повешенного. Это был очень крупный, и судя по всему сильный мужчина, а потому его вид был особенно страшен. Пальцы его, скрученных впереди, рук были отрублены, вместо глаз зияли две кровавые раны, нос и уши отрезаны, ноги, похоже, сломаны в нескольких местах и вывернуты. Мужчину явно пытали!

Я невольно отвел глаза, и мой взгляд наткнулся на яркие, заляпанные кровью тряпки, валявшиеся за распахнутым полотном воротины. Я чуть двинул вперед Дымку и наклонился, чтобы получше рассмотреть эти тряпки и вдруг понял, что это… дети!! Трое ребятишек от года до четырех лет валялись в высокой траве… У всех троих были размозжены головы!!!