Книга Человек без лица - Лоренсо Сильва

— Можете на меня положиться, полковник… Секунду! Не вешайте трубку. Сейчас приму информацию от наших людей с площади… Кто-то приближается к объекту.

Полковник замер и, затаив дыхание, немигающим взглядом уставился на противоположную стену.

— Ложная тревога, сэр, — снова произнес голос в трубке. — Это безработный негр с плакатом, на котором написано, что ему нужна работа. Ходит, просит деньги у прохожих.

Полковник глубоко вздохнул и, казалось, вышел из транса.

— Продолжайте наблюдение. Докладывайте мне обо всем, что происходит. Я хочу знать, что она делает.

Он раздраженно бросил трубку.

— Почему бы вам не отдохнуть? — предложил Алан, который тихо сидел в кресле, наблюдая за полковником. — От того, что вы будете сидеть, уставившись на телефон, ровным счетом ничего не изменится.

— Похоже, вы не принимаете это всерьез.

— Ну что вы, я отношусь к этому очень серьезно, — покачал головой Алан. — Я вижу, что операция вышла из-под контроля. Вместо того чтобы заниматься делом, вы теряете время и силы на поиски Бьюкенена и наблюдение за журналисткой.

— Теряю?

— В моем понимании обе проблемы уже решены. Пускай Бьюкенен найдет для себя дыру поглубже. Он исчез, и слава Богу. Надеюсь, мы о нем никогда больше не услышим. Что касается журналистки… Послушайте, без Бьюкенена у нее ничего не выйдет. Это же элементарно. Если она захочет нарушить свое обещание, мы просто обвиним ее в фальсификации и потребуем представить доказательства существования таинственного героя, который, по ее словам, постоянно меняет обличье.

— Возможно, у нее есть доказательства.

— О чем вы говорите?

— Она — причина того, что Бьюкенен ушел от нас. У меня есть подозрения, что здесь замешаны личные отношения. Вспомните, как он старался ее защитить.

Алан нахмурился.

— Бьюкенен умеет менять свой голос и подражать голосам других людей, — сказал полковник. — Вам не приходило в голову, что Майк Хамильтон может оказаться Бьюкененом?

4

За то короткое время, что они провели вместе в Новом Орлеане до отъезда Холли в Вашингтон, у Бьюкенена не было возможности посвятить ее во все тонкости конспиративной работы. Однако он объяснил, что, если она почувствует за собой слежку, самое важное — вести себя естественно. «Никогда не делай того, что обычно не делаешь. Никогда не упускай случая делать то, что ты сделала бы при обычных обстоятельствах».

Дождь усилился. При обычных обстоятельствах Холли встала бы с проклятой скамейки и ушла. Она просидела в сквере двадцать пять минут, а Бьюкенен так и не появился. В Новом Орлеане он предупредил ее, что полчаса — предельный срок, который можно прождать, не вызывая подозрений. Теперь, когда пошел дождь, затянувшееся ожидание становится еще более подозрительным.

Холли давно уже начала подумывать о том, что самый естественный выход в сложившейся ситуации — как можно скорее спрятаться от дождя. Бьюкенен предупреждал ее, что, если он не придет в назначенное время и не сумеет с ней связаться, она должна вернуться на то же место через двадцать четыре часа. Конечно, завтрашнее возвращение на площадь покажется подозрительным, но сидеть и мокнуть под дождем еще хуже. Площадь опустела, люди пытались укрыться под крышами соседних зданий. Она чувствовала себя так, будто оказалась в центре огромной сцены. Оглядевшись по сторонам и от всей души надеясь, что ведет себя естественно, она встала со скамейки и краем глаза заметила слева какое-то движение.

Обернувшись, Холли увидела бедно одетого негра, который держал в руках картонный плакат с надписью «ГОТОВ РАБОТАТЬ ЗА ЕДУ». Он приблизился к женщине, спешащей к выходу из сквера, и что-то сказал. Та резко мотнула головой и, не останавливаясь, прошла мимо. Безработный продолжил свой путь через площадь. Плакат в его руках намок, и чернильные буквы расплылись. Теперь на нем можно было прочесть: «ОТОВ АБОТАТЬ А ЕДУ».

Холли стало жаль человека с плакатом. Она увидела, как он обратился еще к одному прохожему, а тот даже не замедлил шаг, точно перед ним было пустое место. Картонный плакатик поник.

Ну что ж, по крайней мере можно сделать одно доброе дело. Холли достала из сумочки кошелек и, дождавшись, когда безработный подойдет, протянула ему доллар. Она чувствовала к этому человеку такую жалость, что дала бы и больше, но помнила предостережение Бьюкенена не делать ничего необычного. Что ж, доллар все-таки лучше, чем двадцатипятицентовик.

— Спасибо, мэм. — Последующие слова безработного заставили ее вздрогнуть. — Майк Хамильтон сказал: за вами следят.

— Что?

Сердце Холли учащенно забилось.

— Идите до входа в метро на 14-й улице. Садитесь в последний вагон в сторону центра… Выйдите на станции «Метро-центр». Пойдете к… да… к Национальной портретной галерее. Он вас там найдет.

Человек с плакатом спрятал полученный доллар и отошел от Холли.

Первой ее мыслью было броситься за ним и расспросить, откуда Бьюкенен узнал, что за ней следят.

Но Холли сразу подавила в себе это желание и снова огляделась по сторонам, создавая впечатление, что разговор с попрошайкой отвлек ее, а она все еще надеялась увидеть своего знакомого. Она не осмелилась уйти сразу — те, что за ней наблюдают, могут заподозрить, что ей передали сообщение.

Холли выжидала. Пять секунд. Десять секунд. Пятнадцать. Капли дождя стекали с краев ее берета. Что бы сейчас сделал на ее месте любой нормальный человек? Она еще раз огляделась, с досадой покачала головой и пошла прочь.

Сперва Холли направилась в редакцию, но потом остановилась, будто в голову ей пришла другая мысль, и зашагала в противоположную сторону к станции метро на 14-й улице. Сцена, которую она только что изобразила, соответствовала состоянию ее души. Два дня назад во время прогулки по Миссисипи она впервые почувствовала, насколько серьезна и осязаема угрожающая ей опасность. Все дело в статье. В статье о нем. Непоколебимая уверенность во взгляде Бьюкенена заставила ее похолодеть. Этому человеку приходилось убивать. Люди, с которыми он работал, тоже убивают. Общепринятые правила ничего для них не значат. И Пулитцеровская премия, полученная посмертно, — довольно слабое утешение.

Но как же быть с профессиональной ответственностью? Как насчет журналистского мужества? Холли уходила от ответа на мучившие ее вопросы, говоря себе, что, если подождать развития событий, статья получится еще лучше. У нее и мысли нет, чтобы отказаться от расследования, — просто надо выждать, пока статья дозреет. Да? Но тогда почему она так испугалась, когда услышала в трубке его голос? Настоящий репортер, которым она всегда себя считала, только обрадовался бы этому, а у нее возникло чувство, будто она видит кошмарный сон.

Десять минут спустя, оставив за спиной гул подземных электричек, Холли выбралась на шумную Джи-стрит и под дождем зашагала к огромному прямоугольному зданию Национальной портретной галереи. Несмотря на погоду, на тротуаре было полно прохожих, среди которых то и дело попадались нищие в мокрой рваной одежде, просившие двадцатипятицентовики, еду или работу. Некоторые держали в руках самодельные плакаты.