Книга Неделя в декабре - Себастьян Фолкс

— Звучит прекрасно.

— И еще одно, Ральф. — Патрик начал прогуливаться по площадке, сцепив за спиной руки, — совершенно как школьный учитель, объясняющий что-то любимому ученику. — Начиная с этого времени ты будешь писать только о девятнадцатом веке.

— Как это? — Трантер снова заподозрил какой-то подвох.

— С нынешними авторами тебе больше связываться не стоит. — Патрик кашлянул. — Это же, на самом-то деле, не твое, верно? А биографии, письма, поэзия, путевые заметки, все, что угодно, написанное задолго до твоего рождения, — вот это подходит тебе в самый раз, ведь так? Я, собственно, о чем — если честно, Ральф, сочинения наших современников, они… Они для тебя хуже горькой редьки, правда?

Трантер уставился в пол. Им понемногу овладевало странное чувство, говорившее: твоя жизнь достигла поворотной точки. А еще более странно, думал Трантер, что он понимает, произошло именно это — ведь, как правило, такие штуки осознаются лишь задним числом. Голова его немного кружилась от облегчения, от опьянения взявшимися невесть откуда деньгами: всего за тридцать шесть часов на него свалились с неба 47 500 фунтов в год. И нужна ему теперь «Пицца-Палас»? Головокружение подстрекало Трантера к честности. Однако обзавестись привычкой к правдивому изложению своих реакций он пока не успел и потому ступил на этот путь не без опаски.

— Ну, — начал он, — я, э-э… Я думаю, что ты, может быть, и прав.

Он примолк — посмотреть, не обрушится ли на него потолок, не расхохочется ли во все горло Патрик. Нет, ничего такого не произошло, и Трантер, набравшись смелости, пошел чуть дальше.

— По правде говоря, — сказал он, — у меня от современной мути с души воротит. Извини, я отлучусь ненадолго. Мне нужно глотнуть воздуха.

Он торопливо спустился в вестибюль, а из него еще ниже, на кухню, миновал множество усердно трудившихся, взятых напрокат поваров, открыл застекленную дверь в патио, за которой курил сигарету самый главный из них, и вышел на лужайку.

Добравшись до конца парка, он присел на низенькую кирпичную стену и постарался совладать с бурей бушевавших в его груди чувств. Почти 50 000 фунтов в год за то, что он будет жить только в девятнадцатом веке… Какая радость, как это интересно, как весело! Возможно, он заведет еще одного кота — будет Септимусу компания! Он сможет поехать в отпуск, сможет принять приглашение прочесть лекцию на круизном лайнере, который скоро отправится в плавание по Балтийскому морю. «Троллоп. Писатель для писателей»; «Альфред Хантли Эджертон. Неизвестный викторианец».

И никаких тебе Седли, никакой псевдоирландской мутотени, никакого Сомерсета Моэма для бедных с его прискорбно неправдоподобными ключевыми моментами. Ни этого, обратившего «анальность» в «банальность». Не будет больше возвышенных подделок, разбавленной водичкой Барбары Пим, пустозвонства и той пишущей километрами бабы… Отныне и навек — только Браунинг, Теккерей, Эджертон, Джордж Гиссинг и милый старый Уильям Гаррисон Эйнсворт.

Трантер отбросил носком коричневого ботинка последние из уцелевших осенних листьев, вытер мокрое лицо рукавом. Через минуту он вернется в дом, в толпу глумливо улыбающихся людей и будет, глядя на них, чувствовать, как желудок его согревают сорок семь «кусков».

Наверху Назима аль-Рашид разговаривала с мужчиной по имени Марк Лоудер. Он почему-то решил, что Назима лишь недавно прибыла в страну из другой части света, а ей не хватило духу объяснить, что родилась она в Брэдфорде.

— Вам здесь нравится? — осведомился Лоудер, беззастенчиво вглядываясь в кого-то, находившегося за спиной Назимы и явно представлявшего для него гораздо больший интерес.

— В Лондоне?

— Да.

— Мы перебрались сюда не так уж и давно. Но, в общем, да, нравится.

— Такой большой город. Перенаселенный. — Взгляд Лоудера продолжал обшаривать толпу гостей в поисках какого-нибудь соплеменника.

— В Лондоне очень много людей, — прибавил он голосом более громким.

— Да, это верно. Но мы живем за городом. В Хейверинг-Атте-Бауэре.

— Где это?

— По дороге на Ипсуич, — ответила Назима.

— А, понятно, — сказал Марк Лоудер.

— Вы тоже политик? — поинтересовалась Назима. — Как Ланс?

— Боже упаси.

Поскольку Лоудер ничего к этому не прибавил, Назима спросила:

— Так кто же вы?

— Математик. — Он произнес это как-то странно: «метеметик». Похоже, профессия его была Лоудеру весьма и весьма по душе.

Назима улыбнулась:

— Когда я училась в школе, мне очень нравилась математика. Она была моим любимым предметом. А где вы преподаете?

— Я не преподаю, — ответил Лоудер с видом человека, обвиненного в мелком, но очень некрасивом проступке. — Я управляю фондом.

— И на что вы собираете деньги?

Лоудер недовольно поморщился, однако мигом успокоился, решив, по-видимому, дать этой малограмотной иммигрантке еще один шанс.

— Говоря точнее, — сказал он, — я управляю фондом фондов.

— Фондом?..

— Мне просто здорово повезло, — сообщил Лоудер, сняв с проплывавшего мимо подноса канапе и бросив короткий взгляд на Назиму. — Я проработал несколько лет в хедж-фонде, который принадлежал моему давнему приятелю. Работа была трудная. Аналитика. А потом один американский банк сделал нам предложение, от которого мы ну никак не смогли отказаться. И мы продали фонд. Джонни сохранил в нем место консультанта. А я вроде как ушел на покой. — Он приложился к своему бокалу. — Но мне было всего лишь тридцать шесть. И спустя пару лет я вроде как заскучал. Ну вы понимаете. Конечно, я купил построенный еще при ком-то из Георгов дом приходского священника, присобачил к нему плавательный бассейн и прочее и прочее…

— Так что же вы в итоге сделали? — спросила Назима.

— Договорился с парочкой друзей, и мы основали фонд. Точнее говоря, фонд фондов. Видите ли, кое-кто считает, что хедж-фонды, просуществовав некоторое время, утрачивают связь с действительностью. Происходит деформация стиля. А людям хочется идти все дальше, не терять темп. Кроме того, даже самые лучшие из хедж-фондов не способны уследить за всем сразу. В результате многие рассовывают свои деньги по нескольким разным фондам. Это очевидный способ максимилизации дохода. Освежения капитала.

— Я понимаю, — сказала Назима.

— Фонд у нас небольшой, — продолжал Лоудер. — Инвесторов совсем немного. Однако он позволяет мне не закисать. Я отдаю ему пару дней в неделю. В общем, мне повезло.

Подошел и представился обоим Габриэль.

— О боже, — сказал он, когда Назима назвала свое имя. — Софи просила меня не разговаривать с вами, поскольку за столом мы будем сидеть бок о бок.

Назима улыбнулась:

— Тогда вам стоит, наверное, поговорить с мистером Лоудером. По его словам, он руководит фондом фондов.