Книга Эйфельхайм: город-призрак - Майкл Фрэнсис Флинн

Возможно, Ганс и члены его группы уже находились внутри.

Некоторые крэнки медлили перед трапом, часть даже оборачивалась назад. Таких оруженосцы Увальня подгоняли ударами и толчками. Среди этих стражников оказался Фридрих, вставший на сторону Ганса и Готфрида, когда те бросили вызов Гроссвальду. Заметив взгляд Дитриха, он замер, а затем бросился сквозь толпу паломников на корабль.

Пастушка и Гроссвальд поднялись на корабль последними. Капитан корабля замер и, казалось, хотел что-то сказать, но лишь улыбнулся на свой манер.

— Возможно, чудеса случаются.

Пастушка шла позади всех. Она остановилась на полпути по трапу и обвела взглядом прогалину.

— Странный мир, странные люди, — сказал она. — Прекрасный, но убийственный. Есть и другие опасные берега, но нет других столь же мучительных. — Она повернулась, когда Дитрих протянул ей три упряжи для переговоров.

— Они больше не нужны нам, — сказал он, хотя теперь Пастушка не могла его понять.

Но она лишь прикоснулась кончиком пальца к mikrofonehи оттолкнула устройства к Дитриху, вместе со своей упряжью. На верхней ступеньке трапа Пастушка прочирикала напоследок так и не переведенные слова, затем скрылась внутри. Дверь за ней захлопнулась, а трап с лязгом втянулся в предназначенный для него проем.

Дитрих хотел посмотреть, как корабль скроется из вида, его снедало любопытство. Ганс настаивал на том, что корабль двигается на подушке магнетизма по направлению «внутрь всех направлений». Пастор читал в Париже Epistola de magnete[247]Пьера Марикурта и помнил, что магниты имеют два полюса, отталкивающиеся друг от друга; значит, сказанное Гансом допускалось натурфилософией. Но что крэнк имел в виду, когда говорил о том, что «внутренние направления» убывают вне зависимости от положения наблюдателя? Марикурт — «Мастер Петр» Бэкона — писал: исследователь «усердный в применении своих рук… скоро устранит ошибку, на исправление которой ушла бы вечность, прибегни он к одним лишь познаниям натурфилософии и математики». И потому Дитрих решил наблюдать за отправлением корабля крэнков, а если он, Макс и Хильда будут делать это с разных точек, то удастся проверить утверждение Ганса, что корабль станет удаляться во всех направлениях одновременно.

Однако после того, как пастор объяснил свой experientia,[248]и Макс с Хильдой разошлись в указанные точки, несколько крэнков набросились на них и, схватив своими длинными зазубренными руками, потащили за гребень горы.

* * *

Крэнки пригвоздили их к глинистой земле и обездвижили. Макс орал и тщетно пытался дотянуться до своего pot de fer. Хильда пронзительно кричала. Сердце Дитриха билось о ребра, словно птица в клетке. Крэнк, прижимавший его к земле, сомкнул уголки своих губ, но Дитрих не мог ничего разобрать без упряжи на голове. Хильда начала всхлипывать.

— Ганс? — спросил Дитрих, поскольку на державшем его пришельце были надеты кожаные рейтузы и свободная, неуклюже сидящая домотканая блуза. Крэнк открыл жвала, может, хотел ответить, а может, перекусить ему шею пополам, когда внезапный порыв ветра согнул верхушки берез и елей. Сучья затрещали, в воздух поднялись птицы. Сквозь кусты молнией промчался олень. Странное напряжение сдавило Дитриха, он втягивал в себя воздух и ждал. То же самое творилось тем утром, когда крэнки прибыли, только не так сильно.

Ужас и беспокойство пробежали по его телу, подобно потоку по мельничному колесу. Ветер завыл, а молнии стали прочерчивать огненные кресты, ударяя в деревья и воспламеняя ветви. Раскаты грома эхом отдавались о Катерина-берг, нагромождаясь друг на друга и медленно затихая вдали.

Непродолжительная буря стихла. Деревья какое-то время еще гнулись, затем замерли. Крэнки, прижимавшие Дитриха и его спутников к земле, выпрямились и стояли совершенно неподвижно, только их усики качались из стороны в сторону. Дитрих тоже втянул в себя воздух и почувствовал слабый металлический и едкий запах. Головы кузнечиков чуть повернулись, и Дитрих понял, что они смотрят друг на друга. Ганс что-то прощелкал, а Готфрид тронулся со своего места среди деревьев с несколькими большими ящиками и разнообразным снаряжением, карабкаясь вверх по склону.

Оттуда он что-то коротко и жарко протрещал, и двое, державшие Макса и Хильду, как и четверо прочих, поджидавших в лесу, понеслись к гребню отрога, где, после нескольких громких восклицаний, принялись тыкать друг в друга застывшими пальцами.

Дитрих и Макс поднялись на ноги. Секундой позже к ним присоединилась Хильда. Они последовали вслед за восьмью крэнками на вершину хребта.

Прогалина под ними была пуста.

После отплытия корабля остались только многочисленные пни, обломки деревьев и разбросанные клочки всего, что бросили или забыли при отправлении. Крэнки поскакали со склона, остановившись внизу в совершенном безмолвии.

Один из них наклонился и поднял какой-то предмет с земли, держа его с отсутствующим видом, но Дитрих, наблюдавший за всем с гребня, знал, что крэнк внимательно рассматривал эту вещь, поскольку он повернулся сначала в одну сторону, затем в другую. Именно так пришельцы вели себя, когда хотели получше рассмотреть что-нибудь своими странными глазами.

— Это устройство, — сказала Хильда, и Макс с Дитрихом разом повернулись к ней, — я часто видела его в руках их детей. Это какая-то игрушка.

Под ними крэнки опустились на корточки, задрав колени выше голов.

7

В наши дни: Шерон

Она слышала его голос откуда-то издалека, тоненький, словно стрекот насекомого, зовущий ее по имени. Но универсум был невероятным местом, чтобы просто уйти. Нет, не уни-версум, а поли-версум. Двенадцать измерений, а не одиннадцать. Триплет триплетов. Теперь стали понятны группы вращений и метаалгебра. Отклонение от нормы скорости света тоже подходит. Она сжала поливерсум, и ее пульс участился. Шустрый малый, этот Эйнштейн. Он понял все совершенно верно. Поворот. Калуца и Кляйн[249]тоже не болваны. Изгиб и… Здесь! Если бы она скрутила его вот так…

В подобные моменты человек погружается в измененное сознание, словно ускользающее в иной мир. Все вокруг отдаляется; само время, кажется, замирает. Движение останавливается. Солнце застывает. В такие моменты знаменитые математики делают таинственные пометки на полях.