Книга Прочь из моей головы - Софья Валерьевна Ролдугина

Умолкаю, – быстро поднял руки Йен, сдаваясь. – Тем более что наша свидетельница уже, кажется, заскучала, а это чревато разнообразными, кхм, сюрпризами. Итак, дорогие друзья, вы ведь все наверняка слышали о Королеве Лабиринта: эта прелестная госпожа обитает в сердце каверны, называемой «Мёртвым Садом». Лабиринт – её вотчина, в его пределах от взора Королевы не ускользнёт ничто… А ещё многие из вас слышали о том, что в Розарии пропадали ученики. Вы спросите, как же это всё связано с моими обвинениями в адрес Эло Крокосмии? Терпение – сейчас вы всё узнаете. Точнее, увидите… Эй, маленькая мерзавка, – и Йен бесцеремонно ухватил зелёную фею за крылышко. – А теперь покажи то, что показывала мне раньше.

Будь я на месте бедняжки Королевы, то наверняка затаила бы на него злобу за такое унизительное обращение с собой – и уж точно бы проигнорировала любые просьбы. Но ей, похоже, такое наоборот очень нравилось: она экстатически закатила глаза, меняя цвет с зелёного на золотистый и обратно, а потом вырвалась, взмыла вверх – и раскинула крохотные ручки. Над ней развернулось объёмное светящееся полотно, похожее на северное сияние, а потом в воздухе появилось трёхмерное изображение.

Я тотчас узнала место: это был выход из лабиринта напротив того замка, где Крокосмия оборудовал базу. Вскоре на картинке появился и сам садовник, точнее, некий человек с лицом, скрытым под капюшоном, зато облачённый в узнаваемую оранжевую куртку. Он прошёлся туда-сюда, заглянул в ров, помахал руками и исчез. После этого изображение на несколько секунд заволокла дымка, и кадры начали сменяться всё быстрее. На некоторых из них Крокосмия представал в одиночестве, на других – в компании чародеев-помощников; иногда он выглядел как крошечная фигурка вдали, а иногда его лицо занимало большую часть объёмной картинки. В один из таких моментов глаза и нос поплыли, смешиваясь в бурый кисель, и Йен поморщился.

– Сосредоточься, негодяйка, – попросил он проникновенно. – И давай ближе к делу.

Феечка сперва виновато поникла, затем встрепенулась – и изображение вновь обрело чёткость. На сей раз это был вид сверху, точно наблюдатель парил над замком. Крокосмия выскочил из лабиринта внезапно, как мотоцикл с выключенными фарами, и целенаправленно зашагал к мосту через ров. Следом, как шарик на верёвочке, плыла огромная продолговатая «линза» из прозрачной жидкости, в глубине которой покоилось тело Йена. Даже сейчас, зная, чем всё закончилось, видеть мёртвую, пустую оболочку было жутковато. Потом я заметила, что у него поджаты пальцы на одной ноге, и на короткое мгновение появилась иллюзия, что он просто спит… Отчего-то резко стало неловко, и к лицу прилил жар.

Потом картинка опять сменилась, к счастью. У входа в замок мельтешили люди, входили и выходили, иногда появлялся сам Крокосмия, но ненадолго. Так продолжалось некоторое время, а затем вдруг человеческие фигуры стали размытыми и полетели спинами вперёд, а небо над замком замерцало, становясь то светлее, то темнее.

«Она отматывает образы назад, – догадалась я, когда выцепила из хаотичного мельтешения одну сценку, уже виденную раньше. – Как видеоплёнку».

Когда «перемотка» остановилась, перед нашими глазами появилось изображение лабиринта, по которому неслись, точно две обезьянки, мальчишки-подростки, чьи лица были мне смутно знакомы. Юные чародеи играючи справились с химерой, не без труда избежали столкновения с зелёными лозами Королевы и добрались до выхода. Поглазев на замок издали и пошептавшись, они крадучись направились к мосту, обезвредили несколько ловушек и добрались до другого края, когда навстречу им выступила чудовищно уродливая кукла – тот самый гигант, кое-как слепленный из медиума. Тварь протянула к одному из мальчишек руку…

Я трусливо отвернулась и уткнулась Йену в грудь.

– Хватит, – скомандовал он торопливо, но я успела расслышать волну вскриков и охов, прокатившуюся по трибунам. – Я сказал, хватит, всё! Спасибо, можешь возвращаться, я тебя навещу потом. Как-нибудь. Может быть.

Он осторожно погладил меня по плечам. Я медленно выдохнула, стараясь унять дрожь; в памяти некстати воскрес образ отвратительного монстра, из плоти которого проступали мальчишечьи лица, словно отпечатки в тесте. К горлу подкатила тошнота. Не только из-за чересчур реалистичных видений, а ещё потому, что ощущение неправильности, опасности, преследовавшее меня перед судом, стало на мгновение невыносимым. На уши точно ватные подушки опустились; звуки отдалились. Я смутно слышала, как Крокосмия кричит что-то, различала холодные, бесстрастные реплики «вершителей справедливости» – обезличенных глашатаев суда… Взбудораженные потерянные души можно было разглядеть даже сквозь сомкнутые веки – яркие комки света, сгустки тьмы; осколок с заключённым в нём призраком Тони пульсировал у меня в кармане, как живое сердце.

– …Таким образом, Тильда Росянка свидетельствует, что садовник Эло Крокосмия действительно бахвалился намерением изобрести чары, способные умертвить бессмертного, – долетел до меня голос Йена. – Разумеется, само по себе хвастовство ничего ещё не означает. Кто из чародеев, к примеру, не клялся достичь бессмертия? Но в совокупности с другими свидетельствами… Однако я и так потратил слишком много чужого времени, а посему умолкаю – и предоставляю уважаемому суду решать, кто виновен и для кого следует выносить приговор.

Перебарывая дурноту, я обернулась.

На Арене почти ничего не изменилось. Древние вампиры были по-прежнему заняты скорее собой, нежели чародейскими делами, и даже Сет, сначала проявлявший к разбирательствам повышенное внимание, теперь словно задремал. Зелёные лозы исчезли вместе с Королевой Лабиринта, за исключением тех побегов, которые кто-то успел оторвать. Дымка над трибунами немного поредела – ровно настолько, что человеческие силуэты за ней из плоских превратились в объёмные, но лиц по-прежнему было не различить.

– Значит ли это, – спросил один из вершителей справедливости, – что у вас, Йен Лойероз, нет больше свидетельств?

– Тех, что я мог бы представить суду – нет, – подтвердил он двусмысленно.

– Желаете ли вы, садовник Эло Крокосмия, добавить что-нибудь к сказанному или опровергнуть свидетельства? – вновь задала вопрос «статуя».

– Мне нечего сказать, – угрожающе наклонил голову Крокосмия. – Только напомню, что мы здесь собрались затем, чтобы осудить монстра и положить конец его преступлениям.

– О, против этого лично я никогда не возражал, – не удержался от шпильки Йен. – Надо только решить, кто монстр.

На секунду мне показалось, что они прямо сейчас и подерутся – такие были взгляды с обеих сторон, однако пронесло. «Статуи» же сгрудились в одну сложную скульптурную композицию и замерли на несколько минут, совещаясь, и вскоре один из «вершителей справедливости» выступил