Книга Поскольку я живу - Марина Светлая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он быстро привлек ее к себе в попытке утолить извечную потребность – горести и радости этой женщины прятать в своих объятиях. И погасил ее всхлипы краткими отрывистыми поцелуями. Теплая, мягкая, тонкая, бьющаяся со всем миром, она вновь вцепилась пальцами в него, как в самый первый момент, когда целовала на кухне, а кофе запенился и выкипел на плиту.
- Я – наркоман, Поль, - проскрипел он. – Бывших не бывает. Ты же знаешь, да?
Она кивнула, не прекращая объятия, зажмурилась и прижалась к его груди еще крепче.
- Читала, - выдавила она из себя. – У тебя ремиссия…
- Три года почти. Меня заново собирали. Я себя заново собирал. И в своем уме я назад ни за что не вернусь. Но ты же понимаешь, что…
- Понимаю! Я ничем не рисковала тогда – и потеряла тебя. Какая разница, что приходится рисковать, если с тобой?
- Логика – не самая сильная твоя сторона.
- Я блондинка, мне можно.
Его негромкий смех оборвал ее всхлипы. И она рассмеялась следом за ним. Горько и нежно. Обхватила его лохматую голову. Наклонилась к макушке, касаясь щекой волос – забирая его себе. Всего, со всеми его страхами и надеждами, пока он продолжал посмеиваться и мять ее спину.
- Твой вопрос, - зажмурившись, напомнил Иван.
- Опять я?
- Ага.
- Я так много не умею придумывать.
- Не придумывай. Спрашивай то, что действительно хочешь спросить.
- Даже самое страшное?
- Ну мне же отвечать, не тебе.
- Хорошо, - Полина медленно отстранилась. Снова заняла позицию напротив него. Закусила губу, размышляя. Потом нахмурилась и тихо произнесла: - Ты узнавал, кто твой настоящий…
- Нет и не буду. Не хочу. У меня был настоящий.
- Она тебе объясняла?
- Она бы не снизошла. Да мне и не надо.
- Значит, ты закрыл тему?
Его губы вновь нарисовали улыбку. Чуть кривоватую, немного невеселую, но все же улыбку. Этого его выражения лица она немного побаивалась. Еще с тех пор, как увидала впервые после разлуки. Не ее Ванька. У того – улыбка из глаз, а не нарисованная. Или все-таки и это тоже ее? Последнее сомнение развеялось, как только Иван заговорил:
- А к чему продолжать? Главная цель достигнута – я получил индульгенцию за все, что мы тут сегодня вытворяли. И за все, что я планирую с тобой делать дальше.
- Придурок! – она опять покраснела. И опять он притянул ее к себе. Пусть скрывает свое смущение в полукружии его шеи. Ему приятно.
Ей тоже было приятно. Вот так – дышать им и молчать. И знать, что можно трогать. И что он никуда не денется. Не денется же! Он с ней давно!
Полина пробежала пальцами чуть выше его паха, против роста жестких волос к пупку, по мышцам живота – удовлетворенно улыбаясь от того, как напрягся пресс, потом выше по ребрам – к соскам, внимательно следя за выражением его лица, присматриваясь, изучая заново реакции тела – и своего, и Ваниного. В этом они по-прежнему совпадали, идеально вылепленные друг под друга части целого. Зажмурилась. Нежно мурлыкнула, как кошка, скользнула ладонью по ключицам, по плечам, по его спине. И рука задержалась на выпирающей лопатке.
Поля распахнула глаза и уставилась на Ивана. Гладкая кожа в том месте, которого касались пальцы, была чуть выпуклой, на ней определенно что-то прощупывалось, и она не понимала, что.
Шрам? Что-то, чего она не видела? Что-то, что осталось обделенным ее вниманием? Что там еще за эти годы?
Полька оторвалась от него. Вскочила с постели. Обошла так, чтобы видеть спину, и ревниво ткнула пальцем в замысловатую татуировку в форме изогнутого дракона, выполненную совсем в другом стиле, чем вся его «полинезия». Иван, по всей видимости, тяготел к эклектике.
- Что это?!
Он ошарашенно взглянул на нее и смущенно уточнил:
- Нащупала, да?
- Да там будто пропечатано! Это что? Почему?
- А это, Полька, партак, - заржал Иван.
- Что?
- То! Забил глубоко, шрам получился. Я ж не знал, что мастер – кустарщик.
- Ванька!
- Ну чего?
- Ничего! Вечно ты…
- Вечно. Навсегда. Я вопрос задаю, да? Моя очередь?
- Понятия не имею. Но задавай.
- Что ты любишь?
Секунда. Две. Три. Выдох.
- Тебя.
* * *
Она проснулась под утро, когда молочно-серый рассвет стал заливать мутное облачное небо, от странного чувства, будто кто-то ее трясет. А разлепив глаза, поняла, что это ей не приснилось. Иван, прижавшийся к ней со спины, заключил ее тело в кольцо рук и ног, будто бы боялся выпустить. Но сейчас, во сне, его ладони крупно вздрагивали, чего она не могла не почувствовать. И тихий стон, вырвавшийся из Ваниной груди, ей абсолютно точно не померещился. Она ощутила его всей кожей, каждым своим членом. Он проник под ее грудную клетку, там и осел.
Полина посмотрела за спину – выражение его дремлющего лица навсегда запечатлелось в ее памяти. Страдающим. Он выглядел страдающим и смертельно больным. И сейчас она могла поверить в ту одержимость, что едва не довела его до гибели. В каком лабиринте своего прошлого он теперь бродит спустя всего несколько часов после того, как они любили друг друга?
Сглотнула. Вздрогнула и попыталась освободиться. Но он тут же распахнул глаза и испуганно взглянул на нее. Руки его стали еще тяжелее, не отпуская.
- Ты куда? – по-прежнему пребывая в полусне, хрипловато и глухо спросил он.
- Спи, - шепнула Полина в ответ. – Спи, я здесь. Я здесь.
Иван сонно кивнул, опустил голову на подушку и снова отключился. Почти моментально, будто бы и не просыпался. А ей оставалось только лежать рядом, позволяя себя обнимать и отгоняя его кошмары. Она повернула лицо так, чтобы видеть окно, за которым крупными хлопьями опять валил снег. И подумала, что наконец-то оно пришло – второе Рождество, подарившее их друг другу.
* * *
Просто иногда впереди так много, что невозможно дышать, не чувствуя предвкушения, – среди зеленого, золотого, небесно-голубого и бархатисто-синего во всех оттенках и переливах мира, набравшего полноты своих красок в ту самую минуту, когда то, чем полна душа, становится важнее того, чем полнится воздух вокруг.
Сердце еще не спокойно. Пальцы все еще ищут, как бы вцепиться – напряженные и испуганные, пожалуй, еще сильнее, чем она сама. Пальцы тоже так и не привыкли к тому, что все хорошо. Вчера хорошо, сегодня хорошо, завтра – хорошо. А взгляд, устремленный на вьющуюся среди полей и поселков дорогу, все же нет-нет, да и слетает на красивые мужские ладони, придерживающие руль автомобиля. Однажды, потом, много лет спустя, когда можно будет оглянуться назад, придет понимание: у них все впереди. В ту благословенную минуту, у них впереди так бесконечно много.