Книга Красное на красном - Вера Камша

2

Деревня показалась, когда солнце коснулось снежных вершин, окрасив их алым, а в долинах начал подниматься туман. Наверху пыли и впрямь было поменьше, но место все равно казалось ужасно унылым — ни деревца, ни кустика, только серый и грязно-белый камень да крупный, хрустящий песок. Селение опоясывала сложенная из валунов невысокая толстая стена, но башен в ней почему-то не было. Из-за стены торчали высоченные шесты, украшенные козьими черепами.

— Алтарь Бакры, — шепнул Клаус, выразительно глянув на козлиных наездников. — Такие во всех поселках есть. Самый главный был на горе Бакра, но его бириссцы разгромили.

— Глупо, — заметил Рокэ, — алтари следует рушить в последнюю очередь, хотя тогда это тем более глупо: нет людей — нет и богов.

— Оно верно, — задумчиво кивнул Клаус, — тушкана зря злить и то не дело.

— Воистину, — Рокэ с интересом взглянул на три фигуры, стоящие у некоего подобия ворот. — Это, как я понимаю, встреча?

— Да. Тот, что с длинной бородой, — Лаква, здешний старейшина. С ним его сын Илха и премудрая Гасса. Надо спешиться.

Рокэ, не говоря ни слова, спрыгнул с Моро. Клаус и Ричард последовали его примеру. Лаква вышел вперед и что-то провозгласил.

— Нас ждут кров и пища, а утром Лаква и Илха проводят нас в дом Бакны.

— Поблагодарите их как положено.

Таможенник произнес несколько коротких, странно звучащих фраз. Лаква описал левой рукой круг и коснулся щеки. Старуха подняла ладонь и сдула с нее какие-то пылинки, повернулась к гостям спиной и медленно пошла вперед. Лаква взял за локоть Рокэ, Илха — Клауса. Дика никто не взял, и ему пришлось вести в поводу трех лошадей. К счастью, Алва каким-то образом объяснил Моро, что бузить не стоит, и мориск без приключений вступил во владения козопасов, неодобрительно кося лиловым глазом и чем-то напоминая Жиля Понси.

Множество собак, казавшихся родными сестрами и братьями Лово, с лаем выскочили навстречу гостям, но быстро уяснили, что приехавшие не враги.

Лишившись общества Клауса, Ричард был вынужден полагаться только на свои глаза, а глаза ему говорили, что они угодили к дикарям, причем дикарям жалким. Пахло пылью и навозом, из-за стен раздавалось многозначительное блеянье. Домишки с их плоскими крышами и отсутствующими трубами казались чудовищно убогими, нищету не скрывали даже стремительно сгущавшиеся южные сумерки.

Пользуясь последними светлыми минутами, Дик с любопытством разглядывал сложенные из булыжников и каменных плит хаблы[146], обведенные каменными стенами в человеческий рост, на верху которых копошились полуголые ребятишки и неподвижно стояли женщины в черных и цветных юбках и мужчины в балахонах из некрашеной шерсти. Если бириссцы отпускали длинные волосы и усы, то бакраны коротко стриглись и носили бороды, короткие у тех, кто помоложе, и длинные, окладистые у стариков. Обитатели поселка молча смотрели на странных гостей, но попыток сойти со стен и присоединиться к процессии не предпринимали.

Лачуга, к которой их в конце концов подвели, принадлежала самому Лакве, но ее внутренность подтвердила худшие опасения Дика.

Пространство между оградой и домом являло собой некое подобие хлева, в дальнем углу очумело кричала собравшаяся рожать коза, вокруг которой суетились две старухи. Внутренность резиденции бакранского старейшины была немногим лучше. Единственным ее достоинством были разве что внушительные размеры. Углы хаблы терялись во мраке, где-то в глубине плакал грудной ребенок, на лавках возились еще пятеро или шестеро ребятишек.

Крыша опиралась на четыре закопченных столба, посредине в углублении тлели угли, над которыми что-то жарилось. Оставалось благодарить судьбу, что они не оказались здесь в ненастье. К счастью, ветра не было, и дым благополучно уходил через отверстия в потолке. У очага колдовала крепкая тетка, на подхвате у которой было несколько девочек-подростков. Мужчины приволокли грубо сколоченные козлы, на них водрузили доски, которые, в свою очередь, прикрыли кое-как выделанными кожами.

Ричард с некоторой оторопью наблюдал, как на столе вырастает груда еды довольно-таки подозрительного вида. Перед въездом в деревню Дик опрометчиво решил, что проглотит козла с рогами и копытами, но, глядя на чем-то набитые кишки с желудками и дурно пахнущие сырные головы, понял, что отнюдь не голоден.

Самым страшным, однако, оказалась чаша с еще дымящейся кровью и чьи-то глаза, с укором глядевшие с плоского глиняного блюда. Юноша, стараясь изо всех сил не смотреть на жуткое угощение, уставился на своего эра. Алва посоветовал оруженосцу соблюдать спокойствие и невозмутимо опустился на указанное ему место, велев Дику встать сзади.

Ричард не сразу понял, что спасен. Конечно, матушке бы это не понравилось — наследнику Эгмонта Окделла не подобает прислуживать на пиру потомку предателя, но герцогиня Мирабелла была далеко, а блюдо со страшными глазами перед самым носом. Проэмперадор Варасты недрогнувшей рукой отправил в рот остекленевший ужас и запил кровью. Дика чудом не стошнило. Ни за какие сокровища мира он не согласился бы поменяться местами с Вороном, а тот, как ни в чем не бывало, попросил Клауса передать хозяевам, что он никогда не забудет их гостеприимства. Святой Алан, разве такой кошмар забудешь?!

Дика не смягчило даже испеченное на угольях мясо. Во-первых, к нему полагалась ядовито-зеленая трава, очень похожая на болотную локуру, и какая-то напоминающая дерюгу гадость, заменявшая в здешних местах хлеб, а во-вторых, юноша нечаянно взглянул на руки подававшей кушанье женщины. К счастью, трапеза не затянулась — предстоял трудный день, и хозяин отпустил гостей задолго до полуночи. Ричард с ужасом представил ночлег в вонючей хабле, но стратегический талант Рокэ выручил и на этот раз. Кэналлиец доверительно сообщил Лакве, что ведет свою родословную от Повелителя Ветров, и потому он и его спутники должны спать под открытым небом, ближе к звездам. Хозяин с понимающим видом закивал, а его домочадцы, подчиняясь приказу, куда-то поволокли туго набитые мешки и козьи шкуры.

Рокэ рассеянно наблюдал за беготней, и тут перед ним предстали три женщины. Две постарше и одна совсем молоденькая в черной юбке с алой каймой по подолу. Голову бакранки охватывала вышитая лента, из-под которой на спину падали темные волосы, такие густые, что с успехом могли бы заменить плащ. Старухи что-то лопотали, девушка молчала, смотря на гостя полными надежды глазами. Алва повернулся к Клаусу:

— Чего они хотят?

— Ох, монсеньор… Обычай у них тут срамной.

— Даже так? — поднял бровь Ворон. — Уже любопытно.

— Ну, короче, девка эта — вдова. И все одно — девка, у бакранов, жабу их соловей, замуж отдают, когда десять сполняется, а жить молодуха с мужем начинает, когда старша?я в доме дозволит. А у этой незадача вышла — мужа седуны прикончили, когда он со стадом за Регалону ходил. Так она, уж простите, ребенка просит. Поверье у них — если баба понесет от чужака, которого больше не увидит, то вроде как ихний Бакра мужа ее на побывку отпустил. Чтоб, стало быть, дело мужское до ума довел.