Книга Древняя история казачества - Евграф Савельев

Дон глухо волновался. Это бесцеремонное обращение с донским казачеством, недальновидность и самонадеянность царя заставили задуматься и преданных ему старшин. Стольники переусердствовали и стали переписывать и высылать в Россию не только старожилов, но даже родившихся на Дону. Спешно снаряжена была в Москву станица с атаманом Абросимом Савельевым, которому поручено было объяснить боярам, что многие русские люди живут на Дону издавна, что они казакам в их домашнем быту необходимы и если они не участвовали в Азовских походах, то только потому, что оставались в городках для их защиты. Также поручено было разузнать, на что царь гневается на казаков.

Петр I сам скоро увидел, что зашел слишком далеко, что обострять отношения с донским казачеством не время, т. к. казаки ему в затянувшейся войне с Швецией очень нужны, а потому, обласкав станицу и ее атамана Савельева, дал на Дон грамоту с уверением, что никакого гнева его на казаков нет, что верховые городки должны остаться на прежних местах и что перепись людей и городков повелено было произвести только для сведения, сколько их находится на Дону, давно ли они там поселены и нет ли в них пришлых людей[382].

Эта царская грамота не удовлетворила донцов, т. к. одновременно с вышеприведенными, явились многие другие обстоятельства, оттолкнувшие большинство казачества от Москвы. Обстоятельства эти следующие. В 1698 г. по царскому повелению были командированы два полка казаков в распоряжение кн. Долгорукова для охраны крепостей, отнятых у турок со стороны Днепра. Вся тяжесть последовавших битв с турками и крымцами легла на казаков. Привыкшие подчиняться своим выборным походным атаманам «и думать заодно с ними свою казачью думу», полки эти были страшно недовольны бесцеремонным с ними обращением спесивого московского боярина и роптали. Такие же невзгоды казаки терпели и в шведскую войну и разделяли весь позор первых поражений русской армии, благодаря иноземному командованию (под Нарвой и др.).

Кроме того, в своем житейском обиходе казаки стали терпеть разные притеснения от азовского гарнизона, забравшего в свои руки все рыбные ловли в низовьях Дона, в море и по запольным речкам. Появлявшихся там казаков забирали и связанными препровождали в Азов вместе с рыболовной «посудой» для «допроса и розыска». Также на «верхнем изголовьи» Мертвого Донца азовцами была поставлена застава, через которую казакам воспрещено было провозить в крепость Люток хлебные и другие запасы находившимся там их одностаничникам. Мало того, рыбные тони в гирлах Дона захватили самовольно переселившиеся туда из разных монастырей чернецы. Жалобам казаков в Посольский приказ на эти стеснения не было конца[383]. Споры эти разрешены были царской грамотой, данной 26 февраля 1708 г. Казакам «дозволялось» ловить рыбу в р. Дону и по запольным речкам «про свой обиход» по-прежнему, «оприч тех вод, которыя отведены на прокормление азовским жителям и зимовым солдатам, а именно: что вверх по Дону до устья Мертваго Донца на 10 верст, да вниз от г. Азова до взморья на 4 вер. и на 150 саж., и в те воды и в рыбныя ловли вам, атаманом и казаком, отнюдь не велеть вступаца и рыбы в них не ловить»… Словом, лучшие и богатые рыбные тони были отобраны у казаков. Казаки призадумались. «Того ли мы заслужили у московского царя?» — говорили они и спешно снарядили в Москву легкую станицу. 2 мая 1703 г. последовала новая царская грамота: «и мы, великий государь, наше царское величество, вас, атаманов и казаков, и все Войско Донское, пожаловали, велели вам в реке Дону и по иным рекам рыбу ловить вопче по прежнему… сопча с азовскими жителями, нераздельно, безпорубежно». Возникли новые споры и недоразумения, продолжавшиеся весь XVIII век[384]. Пожаловав войско Донское такой великой милостью, как свободной ловлей рыбы в р. Дону, царь в то же время приказал казакам всю сушеную рыбу, какая найдется на Дону, отписать на него и никому не продавать под страхом смертной казни[385]. Царь также пожаловал Войско Донское новою милостью, дозволив ему «для городовых и обрубных и мостовых в Черкаском и в иных городах починок и для хоромнаго строения и про домашний обиход, не на продажу», рубить всякий лес и возить по р. Дону от Донецкого городка (ныне Бугучарского уезда) без всякого запрещения[386].

Вмешиваясь в донские дела и отнимая у казаков их исконное право по самоуправлению, царь слишком много доверял своим приближенным, а потому спешно издавал одну грамоту за другой, указ за указом, часто противоречащие один другому, иногда вопреки желаниям Войска. Так, например: после азовских походов, видя покорность Аюки-тайши, много раз до того изменявшего России, царь разрешил с подвластным ему калмыцким народом кочевать по войсковым землям по pp. Хопру, Медведице до Манычи. Это страшно стесняло казаков и вызывало постоянные столкновения с этим полудиким народом, промышлявшим воровством и грабежами. Далее: грамотой 26 февраля 1703 г. царь разрешил казакам, построившим городки по р. Бугучару, оставаться там на жительстве и «на иныя места не сходить». Но чрез год Бугучарский казачий город, без ведома Войска, майором Шанкеевым, присланным из Адмиралтейского приказа для сыску беглых, был уничтожен и все жители его высланы в Россию. Мало того, царь пошел дальше: в 1705 году он издал приказ уничтожить все казачьи городки, построенные казаками по правой (крымской) стороне Донца без его указов и после 1695 г., и жителей всех перевесть на левую сторону, а новопришлых выслать на прежние места[387].

Казаки медлили выполнением этого приказа. Для понуждения их к этому в июле 1706 года на Дон был командирован стольник Шеншин, которому, между прочим, в наказе было повелено обходиться с войсковым атаманом, старшинами и казаками вежливо, не вымогать от них взяток и не требовать излишнего корму и подвод[388].

Издавая такие оскорбительные для Войска распоряжения, правда, исходившие из Посольского и Адмиралтейского приказов, где заседали, как и прежде, те же кичливые и недальновидные бояре, царь (вернее — бояре) в то же время просил казаков служить ему «с великим радением», следить за движением и намерениями турок и татар, оберегать построенные в устьях Дона крепости, ладить с калмыками, посылал им усиленное жалованье деньгами, сукнами, хлебом, порохом и свинцом, в 1704 г. пожаловал новую серебряную печать, новую деревянную насеку, «у которой по обеим концам как сверху, так и с исподу, оправлено серебром», с надписью «насека Войска Донского 1704 г.»[389]. Наконец, весной 1706 года за деятельное участие в прекращении в 1705 г. астраханского стрелецкого бунта, отголоска московского, обошедшегося почти без кровопролития, где с знанием дела и умелым увещанием действовали донской походный атаман Максим Фролов и старшины Вас. Поздеев и Степ. Савельев, Войску Донскому повелено было выдать сверх обыкновенного годового жалованья единовременно 20 тыс. руб., а оставшимся в Царицыне старшинам и казакам деньгами и соболями на 1865 р. В вечную же и «не смертельную» память и назидание позднейшему потомству царь прислал Войску жалованную грамоту и клейноды: войсковым атаманам, в виде «воинского начальства» серебряный пернач, вызолоченный и украшенный дорогими камнями, «бунчук с яблоком и с доскою и с трубкою серебряною, золочен» и большое войсковое знамя, писанное золотом на камке; кроме того, щесть станичных знамен, писанных золотом и серебром. Также присланы на Дон с атаманом зимовой станицы Ефремом Петровым (предок рода Ефремовых) колокола и церковные книги[390].