Книга Гимназия Царима - Марьяна Сурикова

Кстати, примерно так и руководство школы считало. Никого из учениц не отпускали каждые выходные домой, но одного слова моего мужа оказалось достаточно, чтобы для Марионы тен Лоран сделали исключение. Целая вереница муторных суток, сливающихся в бесконечную учебную неделю вдали от защитника, и всего два дня и две быстротечные ночи рядом с ним. Однако даже в это драгоценное для нас обоих время приходилось тратить несколько часов на подготовку к занятиям.

Подняв выше глаза, невольно вздохнула. Эсташ сосредоточенно читал, рассеянно проводя ладонью по полосатой спине. Я знала, подобные пачки желтоватых хрустящих листов, обвязанных тонким шнурком, приходили из зоны пустынь. Защитнику писали с завидной регулярностью. Как супруг теперь разбирался с обязанностями энсгара, не имела понятия и отчего-то боялась спросить. Наверное, страшилась поднять эту тему, чтобы не услышать в ответ: «Мне нужно вернуться». Кажется, соберись он в путь, и я бы со страха вцепилась в его ногу не хуже лопуса. О пустынях столько всего рассказывали… Пожалуй, даже на границе у защитных башен Царима было теперь безопаснее.

Негромкий стук в дверь отвлек от очередной закорючки, выведенной в ученической книжке моей рукой. Брат Эсташа заглянул в комнату и приветливо нам улыбнулся.

Арриен перебрался в столицу пару недель назад, приехал из поместья решить какие-то дела. А поскольку городской особняк был весьма большим, позволять ему жить в гостинице было бы верхом эгоизма. Втроем делить два этажа и массу просторных комнат лишь пару дней в неделю не представляло сложности. Воспитанного в лучших аристократических традициях деверя, стучавшего в дверь гостиной, прежде чем войти, даже упрекнуть было не в чем. Он в этом плане очень походил на Эсташа. Просто идеальные манеры! И я бы и дальше считала его эталоном совершенства, не принеси сердобольный Арриен в наш особняк зеленоглазую бестию.

Снова вздохнув, подперла щеку ладонью, постукивая по приколотой к кружевному воротничку брошке, которую позабыла снять. Этот красивый амулет мы использовали в гимназии во время уроков, проводившихся для нескольких групп одновременно. Небольшая вещица позволяла хорошо слышать слова преподавателя даже в дальнем углу классной комнаты. Воротничок я перестегнула, а брошь так и осталась на своем месте, и теперь, бездумно пощелкивая по гладкому боку магической вещицы, я активировала амулет как раз тогда, когда Риен подошел к брату и завел с ним негромкий разговор. Хотела тут же выключить, чтобы не подслушивать беседу защитников, но пальцы дрогнули и замерли на полпути.

— Снова пишут? — тихо спросил Риен. — Второй день ты здесь, и уже столько листов написали.

Эсташ негромко хмыкнул в ответ.

— Маришка еще не догадалась? — облокотившись о спинку кресла и бросив быстрый взгляд в сторону сосредоточенно изучающей ученическую книжку девушки, спросил Арриен.

— У нее взгляд становится больным, когда она видит эти письма.

— Она бы поняла, Аш. А будучи женщиной, еще и оценила, как ради нее ты бросаешь все и летишь в Сенаториум, чтобы успеть ровно к часу открытия ворот гимназии.

— Пока она не спрашивает, я не говорю. А пока готовлю преемника, чтобы передать ему все дела, — ответил защитник, тоже посмотрев в сторону хмурой супруги. Она забавно морщила нос и потирала пальцами виски, что всегда свидетельствовало об усиленной работе мысли.

Риен наблюдал, как взгляд брата меняется, а сосредоточенную задумчивость из него вытесняет безграничная нежность и еще что-то скрытое, не поддающееся описанию, слишком глубокое, слишком сильное, недоступное для понимания. Некоторые чувства возможно ощутить, лишь пережив самому, а Арриен никогда в жизни похожего не испытывал.

— Как ты с этим справляешься? — спросил он у брата.

— С чем? — с трудом оторвав взгляд от Маришки, уточнил Эсташ.

— С этим чувством. Даже у меня, когда вижу ее, все внутри переворачивается. Совершенно иррациональное ощущение, будто я должен немедленно спрятать ее куда подальше, укрыть так, чтобы никто не нашел. Прежде с подобной тревогой не приходилось сталкиваться, а теперь она накатывает каждый раз, как на глаза попадается единственная в этом мире жрица.

— Возможно, она не одна.

— Но других мы еще не встречали. Отец тоже признавался, что ему непросто в обществе Марионы. А ты позволяешь ей находиться вдали.

— Будь она тем сокровищем, которое можно спрятать в шкатулку и сохранить в потайной комнате, я бы, не задумываясь, так и поступил. Но нельзя закрыть любимую женщину от всего света, запретить ей жить лишь потому, что меня передергивает каждый раз, когда кто-то незнакомый приближается к ней на расстояние менее десяти шагов.

— И как ты справляешься?

— А какой у меня выбор?

— Отправить ее в наше родовое поместье.

— Она хочет учиться. Полагает, что еще освоила недостаточно, чтобы во всем соответствовать ее собственным представлениям о моей жене.

— Ты мог бы ее переубедить. Она ловит каждое твое слово. Не спорит.

Эсташ хмыкнул:

— Тебе так кажется. Мариша прекрасно умеет не соглашаться в глубине души.

— Откуда ты знаешь, если она не выражает протеста?

Эсташ улыбнулся, слегка пожав плечами. Брату, которому не довелось испытать по отношению к женщине всей полноты одуряющих эмоций, сложно было описать, как можно чувствовать свою Мэйэлит. Как по опустившимся ресницам и слегка подрагивающим уголкам губ понять степень ее огорчения или несогласия, как узнать по слегка изломленным дугам бровей о беспокойстве, снедающем любимую изнутри. Описать это кратко было сложно, а пространно изъясняться защитник никогда не любил.

— Иногда я вам завидую, — без слов понял его брат. — Изредка хочется вот так, а впрочем… — Он передернул плечами. — Напрасно я все же перенес дату помолвки.

Да, что-то переменилось в нем с момента, как увидел Эсташа и Мариону вместе. Казалось теперь все не то и не так. Вздрагивала глубоко внутри чужая память, и воспоминания, подернувшиеся пеленой веков, накатывали снова. Смутно бродило в глубине души желание в один прекрасный день увидеть Ее и услышать, как в груди сердце ускоряет свой бег.

Мужчины перестали приглушенно переговариваться, а я поймала себя на том, что все равно прислушиваюсь, хотя амулет деактивировался уже давно. Едва узнав о пустынях, слишком сильно стиснула от волнения воротничок. В итоге большую часть беседы я пропустила, а в подготовке заданного урока не продвинулась ни на шаг. Из груди вырвался новый печальный вздох.

— Сложно? — вдруг спросил Эсташ.

Я потерла виски, заставляя себя отвлечься от прочих мыслей. Ведь прав был Арриен, на самом деле догадаться можно было уже давно, только я самой себе боялась признаться.

— Не то чтобы очень сложно… — Перед мужем меньше всего хотелось выглядеть полной неумехой, особенно в магической защите. Истинных воинов ведь обучали ей едва ли не с пеленок, а как Эсташ умел объяснять основы этого предмета, я знала лучше всех. — Просто с заклинаниями небольшая проблема. Учитель изъясняется пространно, порой столько наговорит, что сложно ухватить суть. Вот когда ты у нас преподавал, все было четко и понятно.