Книга Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли

Я оглянулась на мужчин вокруг себя. Большинство из них улыбались.

– Прекрасный рассказ, Тони, – отметил отец Кевин. – Спасибо тебе. Так что, друзья, папа все-таки получил свое рождественское перемирие. Сообщения о подобных вещах приходят со всей линии фронта. А кое-кто из английских военных даже сыграл с немцами в футбол, – улыбнулся он.

– Вот и молодцы! – выкрикнул Джон Фини. – Это солдатское перемирие. – Он обернулся в мою сторону. – Я же говорил вам, что на полях сражений случаются очень странные вещи.

Благодаря мадам Коллар, рынку Святого Антуана и деньгам миссис Вандербильт мы устроили весьма приличный рождественский ужин, после которого миссис Вандербильт зашла к нам в отделение. Я уговорила ребят спеть для нее пару рождественских гимнов, но кто по-настоящему завел всех, так это Пол О’Тул.

– А эта песня для вас, Нора, – объявил он. – «Мадемуазель из Арментьера. Парле-ву», – пел он.

Остальные подхватили:

– «Мадемуазель из Арментьера. Парле-ву».

Пол перешел к новой строчке:

– «Мадемуазель из Арментьера не целована сорок лет. Инки-динки, парле-ву».

Маргарет не могла удержаться от смеха.

– Большое спасибо, Пол, – сказала я.

Все солдаты хорошо знали довольно пошлое продолжение этой песни: «Никогда так не резвился в постели с мадемуазель».

– Оставим это на их совести, – сказал мне отец Кевин.

– Если они могут остановить войну на один день, почему бы им не покончить с нею вообще? – спросила я у него, когда мы возвращались из Нёйи в Париж на конной повозке, которую тот где-то раздобыл. Управлял он ею вполне исправно.

– Правительства не смогли договориться о прекращении огня. А простые солдаты смогли, – ответил он.

Отец Кевин подбросил меня в «Л’Импассе», чтобы поблагодарить мадам Коллар. Было уже почти десять. Они сидели вдвоем с мадам Симон и потягивали бренди. Я присоединилась к ним. Мадам Коллар не получала весточки ни от мужа, ни от сына Анри; оба они были на фронте.

– Отсутствие новостей – уже хорошая новость, – изрекла я.

Странная это фраза, но сейчас она была здесь в ходу. Я рассказала дамам про рождественское перемирие. Мадам Симон пожала плечами.

– А потом они снова станут палить друг в друга, – скептически заметила она.

Когда мадам Коллар оставила нас, мадам Симон сказала мне:

– А вот у меня плохие новости.

– Что-то с вашим племянником? – попыталась угадать я.

Но она покачала головой.

– Я получила письмо о вашей сестры из Чикаго.

Генриетта пишет мне? Наконец-то! Война. Она переживает о моей безопасности. Она не забыла меня. Она сожалеет. Она рассказала всем нашим, что обманула их. И они все счастливы, что я жива. Теперь я могу возвращаться домой. Встречу Питера в Ирландии, и оттуда мы с ним вместе отправимся в Америку. Но до весны лучше оставаться в госпитале. Все говорят, что наступление союзников положит конец войне, но жертв будет много.

Мадам Симон протянула мне письмо, и я открыла конверт. Внутри была лишь газетная вырезка. Я прочитала заголовок заметки вслух: «Смерть Долли Мак-Ки».

– Что ж, – сказала я мадам Симон, – она была уже немолода. В наши дни любого, кто умирает в своей постели, можно считать счастливчиком.

Я продолжила читать, но быстро умолкла и ошеломленно посмотрела на нее.

– О господи. Она не просто умерла. Ее убили. И ее служанку тоже.

Я помнила ту снежную ноябрьскую ночь, помнила тех двух женщин, которые спасли меня тогда. Тим Макшейн. Кэрри всегда боялась Тима Макшейна. Но газета пишет, что Долли была убита грабителем, который вломился в ее уединенный дом, чтобы украсть драгоценности. По крайней мере, такую версию выдвинул ее муж. Муж? Ах да, об этом говорится дальше. «Покойная недавно вышла замуж за Тима Макшейна, который долгие годы был ее менеджером». Так они поженились. Теперь, думаю, он получит все. Бедная, бедная Долли. Я вспомнила руку Тима Макшейна у себя на горле. Грабитель – выдумка. А настоящий убийца унаследует все.

– Ее убил Макшейн, – сказала я мадам Симон. – Смотрите, Генриетта тоже так считает.

Я показала ей каракули Генриетты, которыми она дописала на газетной вырезке: «Это могла быть ты. Оставайся подальше отсюда».

– Какой ужас, – продолжила я. – И хуже всего, что такое случилось именно сейчас.

– Почему? – удивилась мадам Симон. – Из-за войны? Мужья убивают своих жен независимо от того, идет война или не идет. Такое случается.

– Но ведь сегодня солдаты остановили эту бойню. И отказались сражаться.

– Однако если они так же поступят и завтра, их собственные офицеры просто расстреляют их, как трусов. В назидание остальным умникам. Я тоже считаю, что смерть Долли ужасна, но что значит жизнь одного человека среди тысяч других?

– Но солдаты умирают беспорядочно и согласно жребию судьбы, – возразила я. – Их не убивают персонально. А Тим выжимал жизнь из бедной Долли, глядя ей в глаза.

– А я бы предпочла быть знакомой со своим убийцей, – неожиданно заявила мадам Симон. – Гораздо страшнее умирать из-за того, что ты француз или немец и при этом мужчина призывного возраста. Или из-за того, что ты бельгиец из Левена или русский крестьянин. Однако, моя дорогая Нора, мы не должны говорить об этом слишком громко. Одну женщину арестовали только за то, что сосед слышал, как она задавала разные вопросы про войну. Soyez sage. Soyez sage[159].

1 января, 1915

– Конечно, эта война нелепа, – сказала мне Мод, когда мы с ней, отцом Кевином и еще одним человеком из Дублина сидели в гостиной в первый день нового года. – Ветер недомыслия и поверхностности, который приведет Германию и Францию к их краху. Завоюют ли они врага или будут завоеваны, все равно они останутся на вторых ролях в Европе. А ведь ради этого они приносят в жертву самых сильных и отважных, и никто не смеет протестовать против этого. В выигрыше будет только Англия, которая подгребет под себя рынки всех остальных. По крайней мере, хоть вы, американцы, воспротивились этому и удержали свою внешнюю торговлю.

Она вернулась после нескольких месяцев работы медсестрой в военном госпитале в Пиренеях. Очень похудевшая, с темными кругами под золотисто-карими глазами, в волосах добавилось седины.

Отец Кевин сильно простудился, и доктор Грос запретил ему появляться в госпитале. Я застала их с Мод беседующими с этим ирландским парнем – звали его Томас Кеттл, и, думаю, он был приблизительно моего возраста. Отец Кевин представил его как барристера и члена парламента от националистической партии.

– Том женат на одной из сестер Шихи, – сообщил мне отец Кевин.

– На Дочери Эрин, Мод? – спросила я.