Книга Сирия и Палестина под турецким правительством - Константин Базили

Наместник султанский смотрел из Бейрута в подзорную трубу на пожары, которыми обозначались на скате гор военные действия. Дым пожаров ливанских заносило ветром среди ароматического дыма трубок и кальянов, которыми турецкие паши и военные офицеры занимали свои досуги по святым ночам рамадана.

При самом открытии междоусобий консулы России, Англии к Франции представляли паше о необходимости показаться самому с двумя батальонами в горах[272]. Борьба горских племен служила лучшей порукой их повиновения туркам. Но паша тогда только решился действовать, когда христиане были повсюду поражены, рассеяны, обезоружены, когда друзы насытились грабежом и подчинили своей власти все южные округа. Турецкие отряды заняли Захлу и Дейр эль-Камар и были приняты христианским народонаселением как избавители. Вспомним, что месяца за два пред тем появление турецкого войска в горах было бы сигналом к бунту.

Князь ливанский, сверженный бунтом прежде чем Порта произнесла свой приговор, оставался в Бейруте, а для защиты христианского народонаселения южных округов, искупившего потоками крови свои незрелые попытки, был наряжен в Дейр эль-Камар мусульманский сановник. Друзы в упоении успеха вопияли противу обращения Шихабов в христианство и клялись не признавать более их власти.

Так праздновалась на горах осенью 1841 г. первая годовщина падения египетского владычества. Безнаказанность набулусских междоусобий, которые вспыхнули еще прежде, внушила племенам ливанским мысль решить судом оружия народный процесс, которым заключалось владычество Шихабов. Взаимная ненависть племен этих была плодом пятидесятилетнего управления эмира Бешира. Старинное соперничество иемениев и кейсиев было заменено в [XVIII] столетии борьбой двух партий — езбекиев и джумблатов. Мы видели, каким образом борьба этих партий послужила к быстрому усилению влияния шихабов. По умерщвлении и ссылке сперва езбекиев, а потом джумблатов эмир Бешир, уже обращенный в христианство, не изменил основному правилу своих предшественников — сеять раздоры между горскими племенами. Самую религию употребил он в орудие раздора. Таким образом, обращение в христианство владетельного князя, потомка Мухаммедова, сделалось зародышем религиозных ненавистей, которые постоянно растут между горскими племенами. Порта в свою очередь пользуется готовым элементом раздора для усиления своего влияния. Она уловила эпоху и обстоятельства для введения своей любимой системы правительственного единства и для ниспровержения местных элементов власти, основанных на древнем феодальном праве. Между тем как Селим-паша созывал в Бейрут друзов и маронитов для заключения мира, прибыл на пароходах (12 декабря) военный министр Порты сераскир Мустафа Нури-паша, с войском и с полномочиями от дивана для восстановления порядка в горах и для правительственного устройства. Он принял эмира ливанского ласково и с почестями. Мустафа Нури, некогда любимец и статс-секретарь (сер-катиб) Махмуда, был верен преданиям османской политики. Эти ласки были не к добру. Он советовал эмиру отказаться добровольно от правления, которое становилось уже невозможным для него после происшествий ливанских, и предлагал взамен наследственно в его роде христианский округ Джубейль. Эмир не соглашался и требовал суда. 2 января 1842 г. он был арестован и отправлен в Константинополь. Так заключилось владычество Шихабов на Ливане, основанное за 147 лет пред тем и послужившее в этот полуторавековой период козней и смут к постепенному усилению турецкого влияния в горах.

Временным правителем Ливана был назначен Омар-паша, ренегат из офицеров австрийской службы[273]. Друзы торжествовали. Среди этих переворотов они всего более боялись возвращения старого эмира Бешира, который за несколько месяцев пред тем переехал со своим семейством и казной из Мальты в Константинополь. Между тем как он там предлагал турецким министрам миллионы, а в казну — двойные подати с Ливана, его приверженцы волновали горы под свежим впечатлением бедствий католического народонаселения Ливана, бедствий, приписанных падению старого правителя. Они старались привлечь к нему сердца, воспрепятствовать успеху всякой другой власти на Ливане, утомить правительство и рано ли поздно ли восстановить сверженного эмира или одного из его сыновей.

Католическое духовенство служило усердным орудием этих происков, которые несколько лет сряду тревожили ливанские племена, пролили новые потоки крови и развратили общественные нравы в горах. Французское правительство, обиженное всем, что свершилось на Востоке в 1840 г. вопреки его воле, видело в бедствиях ливанских племен исполнение своих предреканий и искало случая к восстановлению своего влияния. Его агенты деятельно поддерживали усилия партии, которая становилась со дня на день сильнее по мере ошибок и неудач турецкого управления, а в Константинополе посольство усердно ходатайствовало у Порты в пользу притязаний старого эмира.

На Ливане сочинялись слезные просьбы к султану от имени всех христиан «о восстановлении правителя-христианина из рода Шихабов». Чтобы успешнее покрыть эти просьбы тысячами подписей и печатей, просители домогались возмездия от друзов за грабежи и пожары междоусобной войны на сумму 60 млн пиастров (3500 тыс. руб. серебром). Друзы, напротив того, излагали в своих просьбах, что если будет вновь назначен на Ливане князь-христианин, им оставалось покинуть свои горы и искать убежища в пустынном Хауране.

Впрочем, подражая приверженцам эмира Бешира, которых действия опирались на религиозном чувстве народа, друзы взывали со своей стороны к правительству, обещаясь принять ислам и прося у сераскира имамов для мусульманского оглашения их племени. Протестантские миссионеры были при этом случае выгнаны, и сношения шейхов с англичанами прекратились на все время, пока разыгрывалось это явление духовно-политической драмы Ливана.

Заметим здесь, что Мустафа Нури, любимец Махмуда и герой старых оргий сераля, славился в эту эпоху усердием к исламу, старался ханжеством искупить вольнодумство своей молодости, шампанское и ром первого периода преобразований стамбульских. Он легко вдался в обман; он не понял, что самый закон друзов, возлагая духовные обязанности за весь народ на один только класс акалов, или посвященных, разрешает массам народным принимать временно внешние формы какой бы то ни было религии, сообразно с обстоятельствами. Причет имамов был наряжен в горы. Под их руководством народ стал изучать приемы намаза в глазах турецких офицеров. Впрочем, акалы, видя усердие турок к проповеди Корана, стали опасаться, чтобы племя, отчужденное всякого чувства и всякого обряда духовного, не было в самом деле оглашено мусульманством, тогда как его шейхи и духовенство думали только обмануть сераскира. Чтобы предупредить всякое недоразумение в народе, акалы сошлись с шейхами в Мухтаре, в замке Джумблатов, и там в мистическом пиру, по древним своим обрядам, посвятили в высшие степени своей иерархии старшего в роде Джумблатов шейха Наамана.