Книга Карибский кризис. 50 лет спустя - Дмитрий Язов

Венгерская сторона была намного сдержаннее. Никогда ничего не просила, никакими своими достижениями особенно не хвасталась. Но я лично всегда чувствовал, что события 1956 года, ввод наших войск в Венгрию для подавления контрреволюционных событий, наложили особый отпечаток на сознание венгров, даже высокопоставленных партийных и военных деятелей. Внешне тем не менее все выглядело вполне благодушно: венгры демонстрировали свои дружественные чувства. У советской Южной группы войск, дислоцированной на территории Венгрии, никогда не было особых проблем с населением или органами власти. И все же определенный холодок во взаимоотношениях ощущался.

Румыния, в отличие от всех других членов Варшавского договора, никогда не стеснялись заявлять о своей особой позиции, о своей самостоятельности. Во время визита в Румынию я слышал укоризненные нотки в словах хозяев – мол, Советский Союз мало помогает, а вот требует много. Речь шла о настоятельных рекомендациях с нашей стороны в адрес вооруженных сил Румынии поддерживать высокий уровень боеготовности. Отношение румын к своим соседям и «братьям по оружию», как тогда мы характеризовали Варшавский договор, было в определенной степени высокомерным. Частенько в их словах и делах проскальзывали элементы национального превосходства. Много раз в неофициальной обстановке румынские партийные и военные руководители прямо заявляли, что страна ведет свою историю от великой Римской империи, а не от каких-то славянских племен, дикарей и варваров эпохи Рима. Сам Н. Чаушеску, как говорят, любил кичиться историей Румынии, хотя замалчивал тот факт, что пять веков страна находилась под властью Османской империи…

Военно-политические отношения Польши с Советским Союзом тоже были непростыми, можно сказать специфическими.

Мне приходилось неоднократно встречаться с В. Ярузельским в прошлом, в частности в Крыму. Когда я командовал там 32-м армейским корпусом, к нам приезжали на отдых многие руководители иностранных государств – и военные, и государственные. Одних встречал по протоколу с почетным караулом, других – в частном, неофициальном порядке. Бывал там и В. Ярузельский. Вспоминается мой визит в Польшу уже в качестве министра обороны СССР и встреча с Ярузельским. Тогда я особенно отчетливо почувствовал, что он был одинок. Он принадлежал к тем политическим силам, которые были сформированы на территории СССР в годы Второй мировой войны и получили власть в Польше благодаря Советскому Союзу. А ведь было еще правительство Польши в изгнании, находившееся в Лондоне. Даже в армии в послевоенной Польше, хоть и ставшей социалистической Польской Народной Республикой, имели место определенные трения, сильны были прозападные настроения.

Но когда в 1980 году в Польше произошли волнения, сперва на севере, потом – по всей стране и встал вопрос о вводе войск Варшавского договора в Польшу, Ярузельский лично подтянул все свои боеспособные дивизии к Варшаве с целью недопущения иностранного вторжения. Кстати, эта акция сыграла свою роль: в Москве не решились ввести войска. У нас опасались стычек и столкновений с польскими войсками, что было бы полнейшим крахом всей идейно-политической сущности социализма, концом насаждавшегося более тридцати лет лозунга о братской дружбе.

В польском обществе, в том числе и среди военных, нередко звучали обиды в адрес нашей Красной армии, которая якобы на конечном этапе войны не помогла полякам, поднявшим в августе 1944 года знаменитое Варшавское восстание. В интерпретации некоторых авторов, отказ советского командования помочь восставшим привел к поражению, гибели почти 200 тысяч поляков и жестокому разрушению города. Но эти авторы просто игнорировали факты.

Советские войска к концу июля выдохлись в ходе Белорусской стратегической наступательной операции, необходимо было подвезти боеприпасы и материальные средства, пополнить потери в живой силе. Фашисты отступали, но каждый рубеж нам давался с бою. В составе 1-го Белорусского фронта наступала 1-я Польская армия, да и сам командующий фронтом – генерал армии К. К. Рокоссовский был не чужим для поляков, у него самого в Польше находилась сестра. Но и он сделать ничего не мог, ведь руководители Варшавского восстания не согласовали с советским командованием ни планов, ни сроков своего выступления против немецких оккупантов. И хотя историки и специалисты знали всю подноготную тех событий, на уровне обыденного сознания антисоветские стереотипы укреплялись.

Поляки всегда относились к нам недоброжелательно, начиная, наверное, еще с 1613 года. Минин и Пожарский разбили и изгнали поляков. Отец первого русского царя Михаила Романова Федор, посланный в Польшу в составе русского посольства на переговоры, был заключен там в тюрьму. До 1618 года он находился в польском заточении и только после этого был отпущен. Историческая память любой нации хранит память о победах и унижениях, несправедливости и коварстве соседей. Все это, естественно, сказывается на отношениях между странами и народами.

Маленький момент, характеризующий взаимоотношения между государствами внутри Варшавского договора. В 1968 году в ходе событий в Чехословакии в эту страну, как известно, были введены небольшие контингенты войск Венгрии, ГДР, Польши.

Прошло почти два десятка лет, и вот возник кризис в Польше. Я тогда был командующим Центральной группой войск, и мне поступала информация о настроениях чехословацкой стороны. Реакцию ее можно выразить лишь одной фразой: «Ну, мы им дадим!» Другими словами, во взаимоотношениях между всеми социалистическими странами, в том числе и в военной области, присутствовали какие-то недомолвки, обиды, я бы даже сказал, национальная неприязнь.

Хотелось бы вновь прибегнуть к авторитету Фукидида, который два с половиной тысячелетия назад сформулировал непреложный закон любых межгосударственных союзов:

«Нам известно, что как дружба частных лиц не бывает прочной, так и общение между государствами обращается в ничто, если во взаимных отношениях между ними не заметно настоящей честности и если вообще нет сходства в их характере, так как различие в образе мыслей влечет за собой и разногласие в способах действий».

Наверное, в этом есть великая правда…

В общем, как мне кажется, мы не разобрались как следует в национальной специфике, особенностях национального характера и менталитета наших партнеров по Варшавскому договору. За улыбками, признаниями в дружбе и тостами с традиционной русской водкой мы не видели фальши и приспособленчества.

Один из болгарских офицеров, комментируя национальный характер своих соплеменников, как-то сказал: «А что вы хотите? Болгария всегда жила между молотом и наковальней, между Османской империей и Российской империей, между православием и мусульманством. Нас то завоевывали, то освобождали, то опять завоевывали. Мы привыкли в своей истории приспосабливаться под тех, кто приходил в наш край или как завоеватель, или как освободитель».

Когда-то в Болгарию вторглись турецкие полчища, с которыми Российская империя не единожды воевала. Накануне Второй мировой войны Болгария оказалась в стане Гитлера. После Второй мировой войны в Болгарию пришел Советский Союз, и она полностью «подстроилась» под нас. Теперь в пределах Болгарии правят бал США и НАТО. Вот только надолго ли…