Книга Великие Цезари. Творцы Римской Империи - Александр Петряков

Мы не будем здесь пересказывать содержание «Энеиды», отметим лишь то, что оказалось здесь ценным для идеологической перестройки, которую Август предпринял в целях укрепления своего режима. Прежде всего, по Вергилию, легендарный Эней, основатель Рима, сын Венеры и Анхиса, был его предком. Декларируя себя рядовым гражданином, всего лишь первым среди равных, Август в то же время внедряет с помощью поэта в мифологизированное сознание современников понимание того, что он имеет божественное происхождение. И поэтому его права на власть неоспоримы как с религиозной точки зрения, а она в сознании древних была доминантной, так и с исторической. К тому же Эней у Вергилия являет собой кладезь патриархальных добродетелей: он храбр, справедлив, благочестив, любит отца (он выносит его на плечах из пылающей Трои и затем по его призыву даже спускается в царство Аида), чтит богов и послушен их воле. Словом, тогдашний читатель вполне мог ассоциировать мифического героя с Августом. Эней, несмотря на страстную, бешеную любовь Дидоны, все же покидает ее, чтобы выполнить волю богов и основать великое государство. И здесь также прослеживается аллюзия: Антоний, в отличие от Энея, презрел интересы великого Рима ради прелестей заморской царицы. Более того, когда Эней посещает своего отца в царстве Аида, Анхис, открывая сыну будущее, говорит о битве при Акции как победе Запада над Востоком, и Антоний предстает здесь нечестивцем и предателем. Открывая Энею судьбы еще не родившихся героев, он говорит об Августе как о правителе, при котором в Италию придет золотой век. И второй момент, не менее важный, это апологетика однополярного, как теперь говорят, мира. Римляне, по мысли Вергилия, призваны руководить другими народами, о чем поэт говорит устами Анхиса прямо и откровенно:

Выкуют тоньше другие пусть оживленные меди,Верю еще, изведут живые из мрамора лики,Будут в судах говорить прекраснее, движения небаЦиркулем определят, назовут восходящие звезды,Ты же народами призван править властительно, римлянин, помни!Се – твои будут искусства: условия накладывать мираНиспроверженных щадить и ниспровергать горделивых.

Под «другими» поэт подразумевает, конечно, хитроумных греков, сумевших обманом, с помощью знаменитого деревянного коня, завладеть Троей. Но теперь-то, когда Греция находится под властью великого Рима, пусть эллины тешат свое самолюбие своими способностями к наукам и искусствам, а миром все же правят потомки троянца Энея. Впрочем, следует сказать, римляне испытывали по отношению к грекам определенный комплекс неполноценности. Первозданная оригинальность, духовное совершенство, изысканность и утонченность греческих поэтов и художников вызывали ревнивые чувства у деятелей римской культуры. А богатая аристократия в больших объемах экспортировала из Греции произведения искусства (вывозились даже шедевры архитектуры), преклонялась перед греческой ученостью; философы, врачи, финансисты, поэты и художники из Греции пользовались в Риме большим почетом и уважением.

Да и практически все великие поэты Рима использовали в своем творчестве греческие оригиналы, развивая их и обогащая формой и метрикой. Та же «Энеида», о которой сейчас речь, это как бы продолжение «Илиады» и «Одиссеи» Гомера, причем Вергилий постоянно заимствует у своего великого греческого предшественника сюжетные ходы, мотивы, поэтические размеры, не говоря об открытых и завуалированных цитатах. Современный литературный критик сказал бы, что Вергилий – типичный постмодернист. Но античная литературная традиция строилась на принципе соревнования: избранный образец обогащался новыми формами, лексикой и содержанием.

Творчество Вергилия в эпоху Августа стало основным стержнем идеологии, на который нанизывались основные понятия патриархальных римских добродетелей, которые правитель империи пытался внедрить в общественное сознание. А это в первую очередь политическая лояльность, мужество и благочестие (pietas). В своей книге «Кризис античной культуры» Е.М. Штаерман верно пишет: «Энеида» стала своего рода «библией» культа Рима и Августа… Ее изучали, комментировали, по ней гадали, отрывки и отдельные стихи ее цитировали безымянные авторы эпитафий, их выцарапывали на стенах».

Не менее важным в этом смысле, хотя и во многом противоречащим таким установкам, было творчество Горация. Ему, бившемуся за республиканские идеалы в войске Брута и Кассия, было трудно перестроиться и принять новую идеологию. Он был сыном вольноотпущенника, и хоть дети бывших рабов считались свободными, однако римляне не признавали их полноценными гражданами.

Квинт Гораций Флакк родился восьмого декабря шестьдесят пятого года до Р.Х. года в городе Венузия. Отец его, судя по всему, служил откупщиком, есть упоминания, что он взыскивал долги и участвовал в аукционах. Мать поэта умерла, когда Гораций был еще ребенком. Отец сделал все возможное, чтобы его сын получил образование. Он привез его в Рим и отдал на обучение Орбилию, у кого учились дети богатых римлян. Учитель, ранее бывший солдатом, оказался человеком суровым и требовательным и нередко пускал в ход розги. После Рима Гораций отправился в Афины. Парфенон, Пропилеи, скульптуры Фидия и живопись Полигнота произвели на молодого человека неизгладимое впечатление, которое он пронес через всю свою жизнь. Ну и, конечно же, литература и философия – то, что увлекло юношу в прекрасную страну Поэзию, где он жил, надо сказать, полноценной жизнью, не думая о хлебе насущном, благодаря Меценату, который стал ему преданным другом и подарил поместье в Сабинских горах.

Но до того молодому человеку довелось претерпеть много трудностей, опасностей и лишений. Когда в Афинах появился Брут и стал вербовать офицеров для своей армии, Гораций оказался в числе его верных приверженцев, получил звание воинского трибуна и стал командиром легиона. Как помним, в битве при Филиппах он бежал с поля боя, «позорно бросив щит», а когда после амнистии вернулся в Италию, нажитое отцом имение, как и в случае с Вергилием, было отдано ветеранам. Пришлось молодому человеку зарабатывать на хлеб свой насущный перепиской деловых бумаг. Вот что сам поэт говорит о том времени своей жизни:

Вскоре от службы военной свободу мне дали Филиппы:Крылья подрезаны, дух приуныл; ни отцовского домаНет, ни земли – вот тогда, побуждаемый бедностью дерзкой,Начал стихи я писать…

И трудно сказать, как сложилась бы его судьба, если бы не знакомство с Меценатом, который стал не только ценителем его поэзии и покровителем, но и бесценным другом. Их дружба оборвалась только с почти одновременной смертью обоих – Гораций пережил своего благодетеля всего на три месяца. Познакомил их Вергилий, который прозрел в чиновнике незаурядного поэта. Оказавшись в кружке Мецената, Гораций не сразу осознал, что попал в золотую клетку, и долго не хотел быть идеологическим сотрудником императора Августа. Но после того, как ему были предоставлены все условия для того образа жизни, к какому он всегда стремился, – покой, уединение и несуетная сельская жизнь – ему пришлось скрепя сердце и кляня судьбу сочинять гимны и оды. Меценат, впрочем, не сразу приблизил к себе молодое дарование. Он долго присматривался к бывшему республиканцу, который не только не скрывал свои взгляды, но и открыто их высказывал. Впрочем, не он один. После победы над Брутом и Кассием триумвиры всячески стремились доказать обществу, что они разгромили узурпаторов и готовы восстановить республику. То же самое обещали как Антоний, так и Октавиан перед битвой при Акции.