Книга Второе открытие Америки - Александр фон Гумбольдт

30 апреля. Ночь была достаточно ясная для наблюдений меридиональных высот, α Южного Креста и двух больших звезд в ногах Центавра. Я установил для Сан-Балтасара широту в 3°14'23''. На основании часовых углов Солнца я определил по хронометру долготу 70°14'21''. Наклонение магнитной стрелки было равно 27,8° (стоград. шк.).

Поздним утром мы покинули миссию и проплыли вверх по Атабапо еще пять миль; затем, вместо того чтобы двигаться дальше по этой реке на восток к ее истокам, где она носит название Атакави, мы вошли в реку Теми. Перед тем как мы достигли места слияния, наше внимание привлек гранитный холм, возвышающийся на западном берегу около устья Гуасакави; он называется Скала Индианки Гуаибо, или Скала Матери, Piedra de la madre.

Мы осведомились о происхождении столь странного названия. Отец Сеа не мог удовлетворить наше любопытство; но несколько недель спустя другой миссионер рассказал нам о событии, которое я записал в дневник и которое вызвало в нас самые тягостные чувства.

В этих пустынных местах человек очень редко оставляет после себя какие-нибудь следы своего существования, и европеец испытывает двойное унижение, когда узнает, что в названии скалы, в одном из вечных памятников природы, запечатлено воспоминание о нравственном падении человеческого рода, воспоминание о контрасте между добродетелью дикаря и варварством цивилизованных людей!

Миссионер из Сан-Фернандо[207] привел своих индейцев на берега реки Гуавьяре. Это был вооруженный набег, одинаково запрещенный и религией, и испанскими законами. В одной индейской хижине они застали женщину племени гуаибо с тремя детьми, из которых двое были еще малолетними. Они были заняты изготовлением муки из маниока. О сопротивлении не могло быть и речи, так как отец ушел на рыбную ловлю; мать попыталась убежать со своими детьми.

Едва она достигла саванны, как индейцам из миссии, пришедшим охотиться на людей, подобно белым и неграм в Африке, удалось ее схватить. Монах, сидя в лодке, выжидал результата набега, не разделяя его опасностей. Если бы мать сопротивлялась слишком яростно, индейцы убили бы ее; все дозволено, когда отправляются для завоевания душ (conquista espiritual), и особенно важно захватить детей, чтобы продать их в миссию христианам как пойтос, то есть рабов.

Пленников привели в Сан-Фернандо. Все были уверены, что мать не сможет найти дорогу, чтобы добраться по суше до своего дома. Разлученная с теми из детей, которые сопровождали отца в тот день, когда она была уведена, несчастная женщина проявляла глубочайшее отчаяние.

Она хотела вернуть в лоно семьи детей, находившихся во власти миссионера; она несколько раз убегала с ними из деревни Сан-Фернандо, но индейцы снова ее ловили; после того как ее беспощадно избили плетьми, миссионер принял жестокое решение разлучить мать с двумя детьми, захваченными вместе с ней. Ее одну повезли вверх по Атабапо к миссии на Риу-Негру. Пленная индианка, слабо связанная, сидела на носу лодки.

Ей ничего не сказали об ожидавшей ее участи, но по положению солнца она поняла, что все больше и больше удаляется от своей хижины и родной страны. Ей удалось разорвать узы, и, бросившись в воду, она поплыла к левому берегу Атабапо. Течение отнесло ее к каменистому выступу, который до сих пор носит ее имя. Там она вылезла на берег и углубилась в лес; однако президент миссий приказал индейцам пристать к берегу и идти по следам индианки гуаибо.

К вечеру ее привели. Ее положили на скалу (Piedra de la madre) и подвергли жестокому наказанию ремнями из кожи ламантина, которые служат в здешних краях бичами и которыми всегда вооружены алькады. Затем крепкими лианами мавакуре несчастной женщине связали руки за спиной и отвели ее в миссию Явита.

Пленницу поместили в один из караван-сараев, называемых Casa del Rey[208]. Был период дождей. Ночь выдалась очень темная. Леса, считавшиеся до тех пор непроходимыми, тянутся на расстоянии 25 лье по прямой от миссии Явита до миссии Сан-Фернандо. Сообщение между ними поддерживалось только по рекам. Никогда человек не пытался пройти сухим путем из одной деревни в другую, никогда не уходил дальше, чем на несколько лье.

Эти трудности не останавливают мать, разлученную со своими детьми. Ее дети в Сан-Фернандо-де-Атабапо; она должна найти их, должна выполнить задуманный план и освободить из рук христиан, привести к отцу на берега Гуавьяре. В караван-сарае женщину гуаибо плохо стерегли. Так как руки у нее были в крови, то индейцы из миссии Явита без ведома миссионеров и алькадов ослабили ее узы.

Ей удалось зубами их перегрызть. Ночью она исчезла, а на четвертое утро ее увидели в миссии Сан-Фернандо: она бродила вокруг хижины, где были заперты ее дети. «Самый крепкий индеец, – добавил миссионер, рассказавший нам эту печальную историю, – не отважился бы на то, что совершила эта женщина». Она прошла по лесам в то время года, когда небо постоянно покрыто облаками, когда солнце за целый день появляется всего на несколько минут. Может быть, она руководствовалась течением воды?

Но разливы рек вынуждали ее идти вдали от их берегов, среди леса, где движение воды почти незаметно. Сколько раз должны были преграждать ей путь колючие лианы, образующие изгородь вокруг стволов, которые они обвивают! Сколько раз должна была она перебираться вплавь через ручьи, впадающие в Атабапо!

У несчастной женщины спросили, чем она питалась четыре дня; она сказала, что, измученная усталостью, она не могла найти другой пищи, кроме больших черных муравьев, называемых vachacos, которые длинными вереницами поднимаются на деревья, чтобы подвесить к ним свои смолистые гнезда.

Мы просили миссионера сказать нам, довелось ли женщине гуаибо мирно насладиться счастьем от соединения со своими детьми, раскаялись ли, наконец, в излишней жестокости по отношению к ней. Он не пожелал удовлетворить наше любопытство; но по возвращении с Риу-Негру мы узнали, что индианку, не дав ей времени залечить раны, снова разлучили с детьми и отправили в одну из миссий на Верхнем Ориноко.

Там она умерла, отказавшись от всякой пищи, как это делают дикари, когда их постигает большое горе.

Таково воспоминание, связанное с этой мрачной скалой Piedra de la madre. Я вовсе не склонен в рассказе о моих путешествиях останавливаться на описании несчастий отдельных лиц. Эти несчастья обычны повсюду, где существуют хозяева и рабы, где цивилизованные европейцы живут рядом с дикарями, где священники обладают всей полнотой произвольной власти над невежественными и беззащитными людьми.

Излагая историю посещенных мной стран, я большей частью ограничиваюсь указаниями на далеко не совершенные или гибельные для человечества стороны гражданских и религиозных институтов.

Если я остановился подробнее на Скале Индианки Гуаибо, то лишь для того, чтобы привести трогательный пример материнской любви у народа, на который так долго возводили клевету; я сделал это еще и потому, что мне показалось полезным предать гласности факт, услышанный мной из уст монаха-францисканца и доказывающий, как необходим контроль законодателя над режимом миссий.