Книга Дети земли и неба - Гай Гэвриэл Кей

Сейчас они находились ближе к линии крепостей джадитов, но все же еще очень далеко. И убийственно далеко от безопасного дома, где им необходимо оказаться до наступления осени, а потом зимы, когда люди и кони начнут погибать, не нанеся ни единого удара и не отразив ни одной атаки.

Он не возражал против потерь людей в бою. Это ожидаемые потери. Он также, опираясь на свой опыт, предвидел, что определенное количество унесут болезни. Но если он слишком поздно повернет обратно, и зима наступит рано, и лишь умирающие от голода остатки почти пятидесяти тысяч солдат доберутся до дома… ну, тогда лучше бы его жизнь закончилась в дороге. Потому что она очень плохо закончится для него в Ашариасе.

Сердар уже видел такое.

И учитывая все это, как может человек уснуть ночью? Он подумал, не послать ли за женщиной или за мальчиком, чтобы снять напряжение, но такую тревогу не унять физическим наслаждением.

Вместо этого сердар приказал зажечь фонарь и встал, чтобы еще раз взглянуть на даты, которые ему представили сегодня вечером. Он знал, о чем они говорят, чего требуют, он хорошо понимал, что нужно сделать. Но он не хотел этого делать. Он хотел стать тем, кто возьмет Воберг для калифа. Хотел вернуться в Ашариас со славой, человеком, который совершил то, чего не смог совершить никто: взломать врата в богатые земли императора джадитов.

Захваченные крепости также служили вратами для тех, кто их взял, открывали дорогу к власти, богатству, славе. Может быть, даже дорогу к трону, когда Ашар возьмет Гурчу Разрушителя к звездам. Если его сын — какой бы сын ни возник — окажется слабым, недостойным, менее прославленным, чем блестящий сердар, который взял Воберг, разве это невозможно?

Он уснул на своем походном табурете над письменным столом, который для него поставили, и его голова упала на даты и цифры. Его раб или адъютант, должно быть, потушил фонарь, потому что, когда сердар проснулся, в палатке было темно. Его тело затекло, а настроение совсем испортилось, и ни одна цифра не изменилась, пока он спал.

Медленно слабый свет просочился в палатку. Наступал рассвет. С дождем. Он его слышал. Он с усилием встал и помочился в горшок. Раб выскочил из своего угла и вынес его. Чтобы это сделать, он поднял клапан палатки, и сердар мельком увидел серость и грязь, и ощутил порыв мокрого ветра.

Именно мысль о конях, шлепающих по этой скользкой грязи, решила для него дело. Он когда-то был кавалеристом, его зачислили в элитную алую кавалерию, когда он был еще совсем юным. Ты заботишься о своих конях, ты любишь своих коней. Он смотрел на лежащие перед ним цифры, но принял решение из-за коней.

Он послал адъютанта за служившими под его началом сердарами. Возможно, он сделал это в последний раз. Обычно тебе дается только одна возможность возглавить сборную армию Ашариаса — если ты не станешь победителем. А он пока не побеждал.

Когда эти восемь человек собрались в его палатке, он отдал приказ. Никто ему не возразил. Никто бы не стал возражать ему здесь. Там, в Ашариасе, все будет иначе. Едва ли он — единственный честолюбивый командир в армии. Они скажут, что дожди были не такими уж сильными, что главнокомандующий армией калифа проявил чрезмерную осторожность. Даже, может быть, трусость.

Сердар кавалеристов прочистил горло и внес предложение, основанное на полученных ночью донесениях разведчиков, которых он послал вперед.

Предложение было хорошее. Оно позволяло убивать джадитов, не откладывая вывод основных сил армии, и отпадала необходимость тащить массивные пушки на север через эту проклятую грязь и лежащие впереди реки.

Оно также имело отношение к Сеньяну, этому пользующемуся дурной славой приморскому городу, который досаждал приграничным землям и отнимал товары у купцов на море. Сердар не совсем понимал, как здесь оказались сеньянцы, тоже движущиеся по направлению к Вобергу, совершенно открыто, без поддержки. Для них это был абсурдный путь. Ведь наверняка у императора джадитов имелись силы для подкрепления, которым не нужно было бы проделать такой дальний путь?

С другой стороны, сеньянцы когда-то погибли в Сарантии, когда рухнули его стены и город загорелся, — так что они явно не против того, чтобы отправиться так далеко на поиски своей гибели.

Он отдал приказ удовлетворить это их желание. Так он это сформулировал. В палатке жестокими улыбками встретили его слова, сказанные тем серым дождливым утром, когда они решили повернуть домой.

Ему доложили, что сеньянцев около сотни, пешие, с вьючными животными, не более чем в дне пути впереди, за следующей рекой. Он отправил восемьсот Джанни и двести алых кавалеристов. Слишком много, но почему бы и нет? Это будет маленький триумф, почти бессмысленный, но он отдал приказ сердару Джанни привести к нему нескольких разбойников живыми, чтобы провести их на параде по городу. Двор потом решит, как они умрут.

Ему необходимо что-нибудь предъявить дома. Не только этим пиратам из неверных жителей побережья грозит риск умереть ужасной смертью.

Хрант Бунич не выдвигал себя на должность командира отряда сеньянцев, отправившегося к крепости. Возможно, отчасти именно поэтому его выбрали предводителем, когда они выступили в поход несколько недель назад, — тогда их было сто человек, а не девяносто три оставшихся в живых и идущих на восток в одно дождливое утро.

Да, он был опытным вожаком в пиратских рейдах, но среди них были и другие, не хуже. Он считал, что это один из лучших отрядов, которые когда-либо отправлялись в поход из Сеньяна. Может быть, это позволит им прожить достаточно долго, чтобы погибнуть в Воберге. Он ни с кем не делился этой мыслью, но она его втайне забавляла. Таким уж он был человеком.

Они представляли собой слишком многочисленный отряд, и хаджуки не стали бы нападать на них, но это не означало, что лучники и копейщики не могли поражать людей под дождем или в сумерках, особенно на территории, хорошо знакомой ашаритам, где сеньянцы были чужаками и сильно рисковали, когда их преследовали.

Они уничтожили три маленьких деревушки и несколько ферм. Буничу это не доставило удовольствия, поскольку они не могли забрать с собой ничего ценного по пути на север, но он также понимал, что предотвратить нападение на них можно только внушив уверенность, что это будет иметь последствия. Он давал это понять тем нескольким ашаритам, которых они отпускали живыми после каждого рейда.

«Оставьте нас в покое. И пусть об этом узнают хаджуки».

Конечно, его опыт подсказывал, что хаджуков не слишком волнует жизнь или смерть фермеров и жителей деревень, как здесь, так и в любом другом месте. Хаджуки жили своей собственной жизнью на склонах гор или в густых лесах, и иногда им отдавали приказы солдаты. Часто казалось, что деревенские жители их оскорбляют. Они их презирали. Существовали на свете и другие конфликты, кроме религиозных.

Сейчас не лучшее время, считал Хрант Бунич, в истории сотворенного Джадом мира для того, чтобы быть фермером или жителем деревни. А в этой северной части Саврадии, куда приближается громадная армия (он пока не знал, как далеко продвинулись османы), у людей скоро конфискуют все их имущество. Армия нуждается в слугах и рабах, еде и дровах, женщинах для разных нужд.