Книга Босиком - Элин Хильдебранд

— Расскажи нам, — говорит Долорес. — Расскажи о своем путешествии.

Вики с осторожностью подбирает каждое слово. Она хочет быть честной, последовательной и искренней, но не скатиться до исповеди. Она боялась операции, ее страх был столь силен, что она стала заикаться. Она не могла нормально говорить; ее язык был словно какой-то ком во рту. Каждое предложение было искаженным. Когда она из Нантакета вернулась в Дэриен, ее все время тошнило, ее положили в больницу с обезвоживанием организма. Доктор Гарсиа отправил ее к психотерапевту. Но терапия дала обратный результат, Вики стала заикаться еще сильнее, и Теду пришлось признать, что с ней действительно что-то не в порядке. Она писала записки на бумаге, но даже они были запутанными и несвязными. Вики не могла сконцентрироваться ни на чем, кроме своего страха и волнения, — каждую минуту она боролась с собой, чтобы все это не превратилось в настоящую панику. «Анестезия, они хотят меня убить, я не хочу умирать!» Она отвозила Блейна в садик и забирала его, она ездила в магазин за пеленками и печеньем, она убирала и стирала, но ее ни на минуту не оставлял вопрос: зачем? Так ли она хотела провести свои последние дни? Она не могла спать, а когда засыпала, ей снились кошмары. Доктор Гарсиа прописал ей ативан. Вики и Тед встретились со своим адвокатом и подписали новое завещание. Вики назначила свою сестру опекуном. Она завещала все свои органы, кроме легких, в качестве донорских. Ее вырвало в уборной в офисе адвоката. Она написала каждому из мальчиков по длинному письму, и еще одно длинное письмо Теду. И еще одно письмо, покороче, ко всем, кого она знала, — Вики хотела, чтобы Бренда зачитала это письмо на похоронах. Вечером перед операцией Вики пошла в церковь; она стояла на коленях у пустого алтаря и молилась, потом почувствовала себя лицемеркой, поскольку на самом деле она не знала, во что верила. Она вернулась домой и сидела на краю кровати, пока Тед читал детям. Она поцеловала их перед сном и подумала: «Что, если это в последний раз?»

— Этим я хочу вам сказать, — произносит Вики, — что я думала, что умру. Я была в этом уверена.

Все в кругу закивали.

Вики была так напугана, что все перед операцией казалось ей каким-то смутным пятном. Она помнит кое-что из того, что говорили анестезиолог и старшая медсестра. Она помнит, как переоделась в халат, думая, наденет ли она когда-нибудь снова свою одежду; Вики помнит, как дрожала, как ее лихорадило. Она помнит Теда, который был одет в штаны цвета хаки и веселую красную футболку; он был с Вики все время, кажется, что-то шептал. Но что бы он ни говорил, Вики его не слышала. Эллен Линдон и Бренда были дома с детьми: Вики (по глупости) настояла на том, чтобы на все время операции они остались с Блейном и Портером. Она помнит, как ее везли по коридорам, а рядом шел Тед, теперь уже в бирюзовом медицинском костюме. Он должен был остаться с ней, пока она не уснет. Вики помнит невероятную серьезность хирургической команды, тщательный профессионализм, медсестер, которые изъяснялись какими-то непонятными шифрами — номера, коды, ее давление, ее температура. Все было драматично, как в театре, и не без причины — они держали в своих руках жизнь Вики! Но в то же время для них это был лишь очередной рабочий день. Сегодня перед ними лежало ее тело; завтра на его месте будет кто-то другой.

В операционной было прохладно. Голые ноги Вики торчали из-под простыни, словно у трупов, которых показывают по телевидению. Все были в костюмах и масках. Вики не могла отличить одного человека от другого, мужчину от женщины; она словно оказалась на другой планете. Тед был рядом с ней, а затем она узнала еще одно лицо — по очкам с толстыми стеклами — доктора Гарсиа.

— С вами все будет просто прекрасно, — заверил он ее.

Потом была какая-то суета. Пришел хирург. Его звали Джейсон Эмери, и он был огромным — выше и шире в плечах, чем Тед, и очень молод. «Суперзвезда, — называл его доктор Гарсиа, — один из лучших хирургов-пульмонологов в Коннектикуте» («А сколько их всего?» — подумала Вики). Медсестры работали быстро, словно команда автомехаников из НАСКАР, надевали хирургические перчатки и подавали хирургу инструменты. Когда он включил подсветку у себя на головном уборе, его маска растянулась, и Вики поняла, что он улыбается.

— Привет, Вики, — сказал он. — Это я, Джейсон.

Неделю назад они встречались у него в кабинете, где он разъяснил ей каждый этап операции. Джейсон Эмери понравился Вики. Как и доктор Гарсиа, он был непоколебимо оптимистичен. Но так молод! Сколько ему? Девятого октября ему исполнится тридцать три, как и Вики. Они родились в один день, они были близнецами. Это был знак: он мог ее спасти.

— Привет, Джейсон, — сказала она.

— Все будет отлично, — сказал он.

Он начал давать распоряжения, все они были непонятны Вики. Это напоминало ей футбольного квотербека, который дает указания игрокам. Каучуковая маска закрыла ее лицо. От маски пахло ванилью. Это был тот же запах, подумала Вики, что и на кухне у ее матери, когда та пекла печенье.

«Вот и все», — промелькнуло у Вики в голове. Тед сжал ее руку. Вики подумала: «Блейн! Портер!» Она представила, как сжимает их в объятиях, затем — как это делает Бренда. Ее дети целы и невредимы.

Она проснулась от боли. Ужасной, адской боли. Вики закричала.

Медсестра сделала ей укол в руку.

— Морфин, — сказала она. — В позвоночник вам вкололи дураморф.

Вики продолжала кричать. Она думала, что почувствует радость или хотя бы облегчение, обнаружив, что жива, что она каким-то образом смогла пробраться через туннель. Но каким бы изумительным это ни казалось ее мозгу, из-за боли Вики просто не могла этого прочувствовать. Она могла думать только о боли. И в этом была ирония: операция спасла ей жизнь, но заставила мечтать о смерти.

Это длилось целую вечность. Вики, которая ненавидела привлекать к себе внимание, особенно в общественных местах, среди незнакомцев, кричала часами. Вики, которая любила всегда все контролировать, не только вопила, как животное, но еще и умоляла: «Помогите! Помогите! Господи, пожалуйста, помоги мне!»

А затем тишина. Темнота. Тихий гудок. Темное лицо нависло над ее лицом. Медсестра.

— Меня зовут Хуанита, — сказала она. — Как вы себя чувствуете?

Некоторые части тела приносили Вики боль, некоторых она просто не чувствовала. У нее пересохло во рту, губы потрескались. Ей безумно хотелось пить. Хуанита вставила ей в рот соломинку. Вода была холодной, как та вода с тоненькими кусочками лимона, которую все лето ей приносила Бренда. Вики расплакалась. Вода была такой вкусной. Лето было прекрасным, несмотря ни на что. Она была жива.

Вики не хотела запугивать никого из группы, но в то же время не могла заставить себя приукрашивать события. Выздоровление было длительным и сложным (Вики хотелось использовать словно «ужасным», но она остановилась на «сложным»). Она испытывала семь миллионов колик во всех мышцах, когда ей нужно было что-нибудь сделать. Каждый раз, кашляя, чихая, смеясь, она чувствовала пронзительную боль по всей площади вокруг разреза. Ей казалось, что ее тело распахнется. Если рак и доставлял боль — Вики было тяжело дышать, то это все равно никак нельзя было сравнить с той болью, которую Вики испытывала сейчас, с тем, чего ей стоил каждый вздох. У Вики осталось только одно легкое. Даже есть, даже принимать душ, даже читать было трудно. Она спала большую часть дня. С морфина она перешла на перкосет, а с перкосета на эдвил. Вики выпивала пятьдесят таблеток эдвила в неделю. И, несмотря на это, испытывала боль. Несколько недель Тед спускал и поднимал ее по лестнице на руках. Друзья и родственники приносили еду, присылали открытки, книги, цветы; Вики слышала, как они шептали: