Книга Жена башмачника - Адриана Триджиани

Спальню Чиро и Энцы заливал серебристый лунный свет, проникавший сквозь окно, легкий ветерок с озера доносил терпкий запах весны. Чиро и Энца любили друг друга, тела их сплелись. Они были как два свитых вместе мотка шелка, которые невозможно отделить друг от друга. Чиро целовал шею жены, зажмурившись, чтобы запомнить мельчайшую подробность.

– Задернуть занавеску? – прошептал он.

Энца знала, что муж думает о старом присловье, которое любили повторять в горах.

– Удача от нас уже отвернулась. Луна ничего не изменит, – ответила она.

– Как ты думаешь, что сейчас чувствует Антонио?

– Он никогда не покажет, насколько испуган. Ему будет легче, если все пойдет как было. Будем, как и прежде, ходить к нему на соревнования и тренировки. Все, что мы можем сделать, – оставаться с ним.

– Мне бы так хотелось, чтобы у него был брат. Эдуардо всегда помогал мне справиться с неприятностями. Жаль, что у Антонио никого нет.

– Он очень дружен с мальчиками Латини.

– Луиджи и Паппина собираются сообщить все старшим сыновьям. Надеюсь, их мальчишки поддержат Антонио. Я не знаю, что ему сказать.

– Я уверена, что ты уже все сказал.

Паппина и Энца расстелили на траве скатерть в сине-белую полоску, прижали по углам корзиной для пикников и детскими туфлями.

Джон Латини и Антонио были ровесниками, скоро им должно было исполниться двенадцать. Два других сына Луиджи, десятилетний Роберт и девятилетний Себастьян, бродили по воде, пуская «блинчики». Украшению семьи, малышке Анжеле, сравнялось четыре. У нее были глянцевые черные волосы, огромные карие глаза и крошечные губки, похожие на лепестки роз. В отличие от буйных братьев она предпочитала тихие игры с куклами.

– Какая же ты счастливица – у тебя есть дочка! – вздохнула Энца.

– Она мой талисман. Хоть есть теперь кому передать мамины рецепты. Научить старым секретам. – Паппина протянула Анжеле персик. Девочка взяла его и предложила кусочек кукле.

Чиро и Луиджи решили пройтись вдоль озера. Они беседовали, склонившись друг к другу, и издали казались двумя прогуливающимися стариками.

Энца нажарила куриных котлет, а Паппина приготовила салат из помидоров из собственного сада, с лимонным соком и базиликом. В корзинке ждали буханки свежего хрустящего хлеба, вино для взрослых и лимонад для детей. Паппина захватила термос с эспрессо и персиковый коблер[94].

– Я поговорила с мальчиками. Они обязательно поддержат Тони, – сказала Паппина.

– Антонио будет очень в них нуждаться. Ваши сыновья ему как братья.

– Они всегда будут рядом. А мы не оставим тебя.

– Паппина, я смотрю на него и не верю, что он приговорен. Он хорошо ест, много работает. У него есть небольшие боли, но пока ничего ужасного. Я все еще надеюсь, что в анализах ошибка. Даже ходила поговорить с доктором Грэмом, но тот объяснил мне, что нас ждет. Не думаю, что я сумею пройти через это. – Энца заплакала.

Паппина обняла ее:

– Тогда к тебе и придут на помощь друзья. Я всегда рядом.

– Знаю, Паппина, и ценю это. Я стараюсь не плакать на глазах у Чиро.

– Можешь в любое время прийти поплакать ко мне.

– Я о стольком жалею, – сказала Энца.

– Почему? У вас прекрасная семья.

– У меня нет второго ребенка.

– Ты пыталась. – Паппина взглянула на Анжелу, печалясь, что ее подруга лишена радости растить дочь.

– Чиро так хотел, чтобы у нас родился еще один! Это была его мечта. А я просто приняла как данность, что не могу. Знаешь, я не из тех, кто тоскует по невозможному. Вот Чиро это свойственно.

– Запомни одну вещь: дети могут прийти в твою жизнь многими путями, в любой день, до самого конца. Сейчас Антонио единственный ребенок, но когда-нибудь он женится, и, кто знает, может, его дом будет полон ребятни…

Вернулись Луиджи и Чиро.

– Ну, девочки, что вы тут приготовили? – спросил Луиджи. – Я могу съесть быка.

– Лучше тебе обойтись теленочком, – откликнулась Паппина, наполняя его тарелку.

– Я что, толстый? – Луиджи похлопал себя по животу.

– Третья дырка на твоем ремне уже два года не видела штырька! – сказала Паппина.

Чиро расхохотался.

– И ничего смешного! – Луиджи уселся на скатерть.

– Мы с Луиджи вспоминали старые добрые дни в лавке Дзанетти.

– Синьора умела готовить. – Луиджи с удовольствием принялся за котлету. – Не так хорошо, как ты, Энца, но умела.

– Мы бы хотели снова работать вместе, – объявил Чиро.

Энца и Паппина переглянулись.

– Мне нравится этот городок. Хиббинг слишком разросся. Мальчики любят озеро, а еще они хотят ходить в одну школу с Антонио, – добавил Луиджи.

– Так эта идея детей? – спросила Энца.

– Нет, наша, но мы говорим и от имени детей тоже.

– Ну что ж, для нас с Паппиной нет большей радости, чем стать соседями.

– Это правда, – согласилась подруга.

– Поэтому мы закроем первую «Итальянскую лавку» и сосредоточимся на второй, – сказал Чиро.

Паппина протянула мужу бумажный стаканчик с вином, второй дала Чиро. Энца отсалютовала своим стаканом.

– Один Господь, одна вера, одна лавка! – провозгласила Паппина.

Энца взбила подушку и подложила ее Чиро под спину.

– Ты так обо мне заботишься. – Чиро притянул Энцу к себе.

– Думаешь, я дурочка? – спросила Энца. – Это я про идею объединить мастерские и работать под одной крышей. Я поняла, что ты затеваешь. Пытаешься защитить свое дело. Придумал план, да? Уже ищешь себе замену?

– Приходится. Я же практичный человек.

– Мне есть что сказать по этому поводу. Ты даже не подумал со мной посоветоваться. Значит, Луиджи возьмет на себя лавку, а ты сможешь спокойно умереть, да?

– Но я просто пытаюсь позаботиться о вас! – растерялся Чиро. – Почему ты злишься?

– Потому что ты смирился с судьбой, а мог бы ее изменить! Ты еще не умираешь. Но если решишь, что умираешь, то так и будет.

– Почему ты каждый день твердишь, что я что-то могу изменить?

– Потому что так и есть! А ты просто опускаешь руки! Отказываешься от меня, от сына, от семьи. Я бы никогда от тебя не отказалась. Никогда.

– Я бы хотел, чтобы все было по-другому.

– Если ты зовешь Луиджи, потому что так лучше для дела, – пожалуйста. Но не надо приводить его, чтобы он позаботился обо мне. Мне это не нужно. Я сама могу о себе позаботиться! Я могу позаботиться о нашем сыне! – Энца всхлипнула.