Книга Жребий викинга - Богдан Сушинский

— Однако же и вас королем своим датчане тоже пока что не признают и теперь уже вряд ли когда-либо решатся признать, — парировал прелат. — Пока был жив король Магнус, вы со Свеном пребывали в военном союзе, при этом Эстридсен никогда не скрывал, что намерен занять датский трон. Объявив вас соправителем короля, то есть своим соправителем Норвегии, Магнус попытался сделать ваш союз с датчанином Свеном бессмысленным. Отчасти ему это удалось. Но уже через год после этого провозглашения, в сорок седьмом, Магнус умирает. Каковым же было ваше изумление, когда обнаружилось, что перед смертью король Дании и Норвегии попросту предал вас, провозгласив своим наследником только в Норвегии, а Данию завещал Эстридсену.

— Это было сделано не по-рыцарски, — проворчал Гаральд.

— Такие же слова, наверное, произнес в свое время и Магнус, когда узнал о вашем сговоре со Свеном.

— Понятно, что Магнус попытался отомстить мне, хотя бы перед смертью.

— Или же решил раз и навсегда покончить с враждой между датчанами и норвежцами, поскольку считал, что завещание лишает обоих его наследников права на какие-либо притязания на землю соседа. Но он ошибся: вы не признали его «датского завещания».

— Не ошибся он, не ошибся. Магнус прекрасно знал, что я никогда не соглашусь с тем, чтобы датская корона досталась Эстридсену, так что, уходя на небеса, он оставлял после себя не просто завещание, а метку вечной войны.

— Во всяком случае так решили вы, конунг конунгов, — вежливо, вкрадчиво обвинил его прелат, который вел себя так, словно Гаральд предстал перед высшим судом Церкви. — После того как вы потребовали от Свена отказа от притязаний на датскую корону, то есть по существу объявили ему войну, не было, кажется, ни одного года, когда бы ваши воины не высаживались на датские берега, чтобы сжигать порты и прибрежные селения. Понятно, что датчане пытались противостоять вашим викингам, однако варяжская гвардия ремесло свое знает. Если не ошибаюсь, в пятидесятом году она разбила войско Свена у города Хедебю, главного порта и торгового центра Дании; при этом укрепленный портовый замок разрушила, а сам город разграбила и сожгла. Известно также, что спустя двенадцать лет ваш флот в морском сражении неподалеку от устья Ниссаны потопил почти все суда Свена, а сам ярл спасся только чудом. Но даже после нескольких победных битв покорить Данию вам не удалось, ибо не только ярлы и священники, но и все бонды[120]решительно поддерживают Свена.

— Уж не собираетесь ли вы зачитывать моему королю приговор? — не удержался Гуннар, явно перебивая прелата.

— Я не судья. Мало того, я вообще не собираюсь осуждать деяния вашего правителя, даже исходя из евангелических святостей. Но Апостольской Церкви не безразличны судьбы своей паствы, как по тот, так и по этот берег Северного и всех прочих морей. Поэтому Церковь должна знать, каковы военные замыслы того или иного монарха-христианина, во имя чего он собирает ополчение и за какие святости намерен пролить христианскую кровь, целые реки христианской крови! — произнес он тоном проповедника, вещающего с вершины Голгофы. — Не будем забывать также, конунг Гуннар, что лишь недавно прекратилась ваша почти трехлетняя война со шведами.

35

В какую-то минуту Гаральд настолько внутренне вскипел, что чуть было не выставил прелата за дверь, однако вовремя опомнился. Сейчас он пребывал не в той ситуации, когда можно было позволить себе портить отношения с Римом, с Апостольской Церковью. Прав был Торберг-Вампир, когда недавно сказал ему: «Есть только два способа покончить с врагами: или изрубить их, или превратить в своих друзей. Но всегда предпочтительнее, а главное, дешевле и безопаснее, превращать их в своих друзей или хотя бы в умиротворенных союзников». Так стоит ли накануне столь ответственного похода наживать себе врагов в Риме, особенно в лице папы римского и его прелатов?»

Правда, эти слова заставили Гаральда основательно задуматься, вот только мысли его вращались вокруг неразрешимой проблемы: как бы врагов сначала изрубить, а уж затем пытаться превратить их в своих друзей? Поскольку традиционный путь правителей — сначала превратить врага в друга, а затем коварно изрубить его — казался конунгу конунгов слишком долгим и суетным.

— В шестьдесят четвертом году мы со Свеном заключили мирный договор, — как можно увереннее объявил он папскому нунцию. — Я отказался от своего права на датский трон. Причем сделал это во имя мира и христианской любви, хотя имею на этот трон полное право. Со шведским королем мы тоже помирились.

— А предпринимались ли попытки договориться с английским королем Гарольдом Годвинсоном?

Норвежский король вновь оторвал свой взгляд от каминного пламени и подошел к окну. Солнце уже клонилось к закату, и его лучи лишь кое-где достигали холма, склон которого спускался прямо к гавани. Оттенки, которыми он еще недавно радовал глаз, теперь потускнели, и отсюда, издали, каменистый холм казался опаленной пожарищем руиной храма.

— Вам известно, — спросил он прелата, — что после того, как Дания пала к его ногам, Магнус обратился с письмом к правителю Англии Эдуарду Исповеднику, в котором убедительно доказывал свое право на английский престол.

— Нет, в такие подробности я посвящен не был.

— Так вот, в ответном послании Исповедник заявил, что Магнус получит этот трон только после того, как лишит его, короля Англии, жизни. К подобным ответам правители разных стран, наверное, прибегали много раз, тем не менее для Магнуса его оказалось достаточно, чтобы он отложил свой поход к берегам Британии.

— Вас он, конечно же, не остановил бы?

— Для меня же он послужил бы сигналом боевого рожка, призывающего к битве. Да только унижаться до получения подобных ответов я не желаю. Тем более что теперь я задался самой благородной целью из всех, которыми когда-либо задавались норманнские конунги, — объединить разбросанных по миру норманнов и все когда-либо завоеванные ими земли под одной короной. Кто смеет упрекнуть меня в этом?

— Пока под вашими знаменами находится такая сила, какая предстает сейчас перед моим взором, вас мало кто осмелится упрекнуть в чем бы то ни было, — смиренно признал папский нунций. — Слова обладают способностью робеть перед мечом, но, повторяю, — уже тверже молвил Ордини, — так бывает не всегда.

— Кстати, замечу, что в самой Англии ко мне присоединится со своим войском опальный брат английского короля Тостиг Годвинсон, еще более решительно настроенный на разгром королевской армии, нежели я.

— Вот оно что?! Значит, на поля сражения Англии вас призывает неугомонный граф Тостиг, по прозвищу Тощий Олень, обещая при этом всяческую помощь? — прелат произнес это таким тоном, что Гаральд тут же пожалел, что открыл перед ним эту тайну. Хотя… для короля Англии это уже давно никакая не тайна, а буквально через несколько дней об их союзе узнает вся Европа.

— Это я его призываю на поля сражения, а не он меня, — амбициозно уточнил Гаральд.