Книга Восточная стратегия. Офицерский гамбит - Валентин Бадрак

– А что, вы думаете, все так серьезно с Россией? – не удержался от любопытства Горобец.

– Да нет, шутка… – осклабился Игорь Николаевич и скривился, как от боли. – Если б ты немного интересовался Родиной, я б тебе детально рассказал, что четыре дивизии очень так выразительно и конкретно стоят почти что по границам Украины. 76-я десантно-штурмовая во Пскове – там еще есть ребята, которые на Вильнюс ходили… 98-я воздушно-десантная в Иваново. 106-я воздушно-десантная, тульская. Да наша «чеченская», 7-я десантно-штурмовая. И уж поверь мне, дорогой дружэ, если станет вопрос ребром, никто не подумает о том, что деловитый Петя Горобец выстроил себе отдельный, отгороженный от всех рай… – Тут Игорь Николаевич умолк, отвернулся и задумался. Он недоговорил, потому его собеседники выжидающе молчали. – Но не в этом дело, может, ты и прав в чем-то насчет использования. Мы учились Родину защищать, а она распалась на куски, и теперь не очень понятно, где она…

– Слушай, Игорь, а если бы ты приказ получил идти на Украину, пошел бы? – Игорь Николаевич при слове «Украина» вздрогнул, а Горобец смотрел на него округлившимися, немигающими глазами. Наступило неловкое молчание, а Игорь Николаевич наклонил голову, будто пытался спрятать от окружающих свои мысли.

– Не… Не знаю… – начал он, но потом внезапно выпалил жуткое признание на тяжелом, честном выдохе, похожем на глухой выстрел из пушки: – В том-то и дело, что пошел бы… Там все быстро происходит… Цепная реакция, молниеносные команды, солдаты, которым надо подавать пример. Но самое главное – слишком короткая дистанция между славой и позором. Это та струна, на которой всегда играли и играть будут, от древних воевод до современных военачальников… Потому-то я и ушел, чтобы самому принимать решения и самому отвечать за них.

Это простое и неловкое объяснение произвело на Алексея Сергеевича такой же эффект, как если бы заслонявшие небо темные тучи в один миг расступились и показали очень понятный, доступный путь. Ему открылась его собственная генетическая матрица, которой он до этого не понимал или не хотел понимать. «Так вот в чем дело! Вот в чем корень зла! В безоговорочной власти самой системы, которой ослушаться можно только издалека, порвав с нею навсегда! Ведь и у меня самого точно такое же положение, точно такая же зависимость!» Тут ему явилась еще одна любопытная мысль в отношении Горобца.

– А скажи, Петя, по-твоему, воссоединение с Россией было бы полезно? – спросил вдруг Алексей Сергеевич. Ему в самом деле было очень интересно, что об этом думает человек, живущий в центре Украины, как у самого Бога за пазухой.

– Однозначно, нет! – Тут Горобец вдруг стал твердым и непримиримым. – На кой черт нам великороссийские проблемы? На кой черт нам вечная война? России нужны люди, дешевая рабочая и военная сила. Люди, которых при помощи пропаганды и страха можно загнать под землю или на поля… И штамповать Алексеев Стахановых и Паш Ангелиных.

– Такты что же, за НАТО? – удивился Алексей Сергеевич, неожиданно вспомнив суровые слова – приговор генерала Лимаревского о том, что расширение НАТО на Украину может стать одним из крупнейших военно-политических вызовов России в ближайшие десять лет.

– Да при чем тут НАТО?! – с досадой выкрикнул Горобец и скривился от непонимания товарищей. – Ты меня страшными аббревиатурами не смущай. Лучше съезди в тот же Львов, посмотри, как там люди живут, поговори с ними. И потом смотайся куда-нибудь за Рязань, километров эдак с триста на восток. Разные миры! Я хочу, к примеру, Иришу в Лондон отправить учиться, хочу свободно перемещаться по Европе, по всему миру и домой возвращаться без опаски, без оглядки, а когда хочется. И при этом точно знать, что я живу по законам, а не по воле царя. Из России вольнодумцы бегут в Лондон и Париж, как когда-то бежали от советской власти. Как от чумы бегут… Я понимаю, что и тут у нас коррупция почти неискоренима; брат, кум, сват – все это имеет и будет иметь силу еще века. Но все равно мы уже другие! Попробуй сунь гаишнику взятку на любой российской дороге, все прокатит, будь здоров! Попробуй сделать это в Закарпатье, и уже через раз получится, а скорее не получится, чем получится. Попробуй в Польше, и уже точно ничего не получится! А ведь польские полицейские точно так же брали взятки в начале 90-х годов, но когда повернулись лицом к Западу, там быстро провели воспитательную работу. В общем, я не хочу, чтобы в один прекрасный день какой-нибудь кагэбэшник объявил меня врагом народа, отобрал у меня нажитое и отправил в тюрьму. Я не хочу повторить подвиг Ходорковского…

– Нажитое непосильным трудом, – с издевательской улыбкой, в которой смешалась горечь и ирония, уточнил Игорь Николаевич.

Но Горобец сделал вид, что не заметил этой улыбки. Не оскорбился. И все-таки его внутренняя умиротворенность уже нарушилась, а нервозность с усилием сдерживалась, и дородная собака, до того мирно дремавшая у ног хозяина, почему-то встала с места, сделала долгий зевок, с укоризной посмотрела на своего бога и поплелась в дальний угол веранды. Там лабрадор долго не мог умоститься, несколько раз менял положение, словно его пухлые бока болели, наконец улегся, положил морду на скрещенные лапы и стал внимательно, со смешанным выражением недоумения и преданности наблюдать за хозяином.

«Вот ведь как животное чувствует и как невольно выдает своего хозяина, – подумал вдруг Алексей Сергеевич, взглянув на пса и доброжелательно, по-дружески подмигнув ему, как человеку, – а ведь и правда, похожи собака и хозяин, совершенно похожи. Обтекаемые оба».

– Что ж, это, по меньшей мере, похоже на позицию, – вздохнул он.

Но не тут-то было. Горобец уже приготовился к отпору и решился атаковать старых друзей горячей очередью своих аргументов.

– Вот вы мне сейчас начнете рассказывать сказки про то, что украинцы – это зарвавшиеся маргиналы с извечным комплексом неполноценности, страдающие неврозом «загнобленности» и нереализованности. А я вам отвечу: мы с вами – да-да, с вами, потому что вы тоже украинцы – так вот, мы с вами ровно настолько зажаты и «загноблэни», насколько сами так думаем. Поверьте мне, настоящие украинцы, хохлы – ох и тертое, могучее и хитрое племя! И если бы мы стояли один за одного, как евреи, мы б такую державу могучую и неприступную построили, что в Тель-Авиве бы заплакали. А из-за повального предательства, из-за того, что половина хохлов себя продолжают считать россиянами или, как сейчас хитро придумали в Москве, – русскими, из-за этого наши беды.

– Но ты ж не можешь не признать, что Россия сейчас более стабильна? – Алексею Сергеевичу и впрямь теперь было интересно, что такие, как Горобец, думают о России и об Украине. Он почему-то был уверен, что такой тип сейчас повсеместно распространен в Украине. И еще он где-то в глубине души надеялся, что такие откровения и ему дадут великолепную пищу для размышления, помогут принять давно вызревающее решение.

– Что с того, что Россия внешне стабильна? Там везде путинский призыв, и попробуй на него не отреагируй. Россию превратили в ужасное полицейское государство, в котором нормальному человеку обитать некомфортно. Поверьте мне, при всех наших междоусобных войнах политиков, при всех маразмах тех, кто называет себя политическими лидерами, мне в Украине уютно. Я тут, как хлебный мякиш, хоть и не крепкой скорлупой, а только сухой хлебной коркой, но защищен. Моя защита – это их же добровольно взятые обязательства и принципы. Да, им всем наплевать на меня. Но зато мне особо не мешают. А России на человечка тоже наплевать, но только спокойно жить ему никто не даст. Если человечек там, не дай Бог, успокоится, будут взрываться дома, будут теракты, будут враги на Кавказе и в Украине… Положено, чтобы россиянин ходил голый и босой, но думал о судьбах всего мира. Да что там говорить… – и Горобец безнадежно махнул рукой, словно хотел сказать: «Об этом можно судачить бесконечно, но ничего разговорами не изменишь».