Книга Паразитарий - Юрий Азаров

— Здесь дело не в драгоценности, а в самой вещи. Это наместническое кольцо с геммой. На инталии вырезано изображение Колизея. Кольцо служило одновременно и печаткой, и знаком наместнической власти.

— Откуда у вас такие сведения? — спросил Хобот, рассматривая грубоватое серебряное колечко с полудрагоценным камнем.

— Это заключение экспертов Эрмитажа, Лувра и Метрополя. Маме до двух последних революций предлагали за него довольно большую сумму.

— Продайте мне это колечко, — сказал Хобот. Я почувствовал, что он не желает выпускать из рук эту реликвию. — Я вам дам за него, знаете, тысячу рублей.

— Что вы! Оно до повышения цен оценивалось в сто пятьдесят тысяч. Простите, я тороплюсь, — строго сказала Зила и попыталась взять колечко из рук Хобота.

— Хорошо, мы дадим вам сто пятьдесят тысяч. Зачем вам такие деньги?

— Хочу совершить небольшое турне по Средиземному морю.

— Возьмите и нас с собой.

— О, это очень далеко. Меня интересуют не шумные города, а скорее тихие уголки планеты и даже пустыни.

— С вами хоть на край света! — закричал Хобот.

— Но выезжать надо немедленно.

— А мы немедленно и поедем! Мы всегда готовы!

Я наблюдал за этой сценой соблазна, искушения и забвения. Горбунов, однако, напомнил:

— Но танки давят мирное население, ракетами выжигают стариков и детей.

— Прекрасно! Пусть попотрошат разбойников! Передай им мое распоряжение по рации: "Сгрести ночью все взрослое население и бросить на мятежников!" Пусть пощипают друг друга! Кровопускания полезны. И комендантский час пусть введут и газы эти слезоточивые. Что с мотором? Иди звони, пока он еще не починил.

Я стоял, не зная, что мне делать. А Зила спросила:

— И вы готовы со мной на край света?

— И он! И он! — закричал Хобот. — Куда ему деться? Он у меня на отсрочнике сидит.

— А что такое отсрочник? — спросила Зила.

Хобот рассмеялся:

— Одна из форм прогресса. Потом как-нибудь я вам расскажу. — Хобот повернулся ко мне спиной, взял под руку Зилу и отошел в сторонку. Я слышал, как он говорил ей:

— Катрин, вы само совершенство. Вы чудо, свалившееся с небес. Я буду вашим рабом. Впервые в жизни я мечтаю о рабстве. Будьте же моим господином. Повелевайте мной.

— Хорошо, — сказала Зила. — Только не пожалейте потом…

30

Едва Феликс сумел опомниться, как перед его глазами возник переодетый в римскую тогу Горбунов. Он сказал:

— Там парфяне просятся.

— Какие еще парфяне? — спросил Хобот, почесывая затылок и не понимая, где он находится. Вошли два парфянских воина. Сказали:

— Римская армия потерпела поражение. Но Тиридат как победитель все же будет подчиняться Риму и просит через нарочных передать Нерону, что готов принять царскую диадему из рук императора.

— Спроси: "А что армяне?" — шепнула бог весть откуда возникшая Катрин. И добавила: — Называй меня Друзиллой.

— А как армяне? — спросил Феликс.

— Армения утеряна. Войска Пэта отступили.

— Этого мы не допустим. Мы не можем утратить Армению. Иначе империя рассыплется в один миг.

— Что прикажете? Не докладывать наверх?

— Доложите, что мы примем все меры, чтобы сохранить не только единство, но и имперское мышление в каждом населенном пункте всей нашей необъятной державы. В эту же ночь приказываю собрать всех мужчин, способных держать оружие, и бросить на врага. Надо немедленно захватить и разграбить Тигранокерт, а на зиму отвести части в окрестности Рандея.

— Народ может возмутиться, — прошептали офицеры.

— Тогда мы бросим на народ регулярные части.

— Говорят, Корбулон идет навстречу Пэту.

— Это еще что за птица? — спросил Хобот.

— Это наш военачальник. Римлянин. Корбулон собирается вести переговоры с Тиридатом, чтобы он не вводил войска в Армению.

— Никаких уступок. Никаких компромиссов. Мы свои войска должны ввести. Пленных не брать! Иудею и Армению превратить в образцовый концлагерь!

Никогда еще римляне не видели прокуратора Иудеи столь разгневанным. Никогда еще так много новых слов не произносил наместник еврейского государства. Многотысячная толпа кричала:

— Да здравствует прокуратор Феликс!

Воспользовавшись шумихой и возней вокруг Феликса, я направился в восточный подвал, где в прокураторской тюрьме томился бывший фарисей и воин Апостол Павел.

31

— Обо мне теперь говорят разное, — сказал Павел. — Будто у меня две души, одна принадлежит иудею-фанатику, а другая человеку, расположенному ко Христу. Говорят еще, будто я смотрел на свое обращение как на принуждение, будто Христос меня принудил быть Своим орудием для спасения людей. Болтают, что в моем обращении было много таинственного, чудесного, необъяснимого. Отмечают также и то, что с моим обращением в истории человечества пробил решительный час. Появился истинный Сосуд Христовый. Будто я умер для Законов Моисеевых и воскрес для новой жизни. Все это так и не так.

— А что так и что не так, Отче? — вырвалось из моих уст.

— Самое главное, это то, что я понял великое значение испытательной смерти Христа. Раньше я видел справедливое наказание в этой смерти, ибо чтил законы Моисеевы. "Смерть всем, кто отступится от них хоть на йоту" — это правило было основой моей цельности, и этому правилу я следовал ежеминутно. А потом мне открылось, что Моисей принадлежал лишь Израилю, а Сын Божий явился, чтобы стать Искупителем и Господином всего человечества.

Я слушал, и мне все время хотелось задавать вопросы, которые и раньше не давали покоя: "Насколько учение Павла самостоятельно и оригинально? Не оказался ли он под влиянием эллинской философии или раввинского богословия?". И самый главный вопрос: "Готов ли он к последнему искупительному шагу?"

Павел точно услышал мою просьбу. Сказал:

— Надлежит следовать не только учению Христа, но и его Деяниям, его Мученической кончине — этим живу, этого жду от Него. Что касается двух душ или одной души, иудейской или греко-римской философии, то я, как и другие апостолы, всегда следовал Христовым заповедям: "Вера помогает каждому повсюду увидеть Божественное. А это Божественное и в Законах Моисея, и в мыслях Платона, Сократа, Анаксагора, Аристотеля, и в чувственных открытиях Софокла, Эврипида и Эсхила, в откровениях величайших душ и умов Рима и Иерусалима, Спарты и Македонии, Коринфа и Крита, Афин и Назарета.

Господь послал людям Спасителя. Христос умер за людей и тем самым примирил их с Богом. Я возвещаю людям это великое искупление людей от греха и смерти и возрождение их к новой жизни. Мне говорят: "Это безумие! Нужна мудрость, чтобы отличить славу от бесчестия, бессилие от силы". А я говорю: "Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии. Мы веруем, а потому терпим голод и наготу, побои и жажду. Мы скитаемся без крова и работаем своими руками. Злословят нас, мы благословляем. Гонят нас, мы терпим. Хулят нас, мы молим. Мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый…"