Книга Неисповедимый Путь - Роберт МакКаммон

62

Он понял, что движется. Страшно быстро движется сквозь темноту. Он находится в туннеле, подумал он, и скоро достигнет его конца. Ему больше не было больно. Он испытывал страх, но чувствовал себя хорошо.

Неожиданно впереди показался блеск яркого золотистого света. Как будто медленно открывалась дверь.

Для него, понял он, для него.

Это был самый прекрасный свет, который он когда-либо видел. Это были все виденные им рассветы и закаты, все золотые летние дни его детства, все оттенки солнечного света, проникающего сквозь разноцветные листья осеннего леса. Он скоро достигнет этого света, если поторопиться. Ему ужасно хотелось попасть туда, ощутить его тепло своим телом, согреться в нем и забыть все заботы. Он смог повернуть голову – или только подумал, что повернул, он не был уверен – и посмотреть в ту сторону, откуда он двигался. Там было что-то, охваченное огнем.

Дверь распахнулась шире, заполняя туннель восхитительным светом. Ему нужно достичь ее, пока она снова не закроется. Его скорость начала уменьшаться…

Уменьшаться…

Дверь широко распахнулась, свет стал таким ярким, что ослепил его. За дверью угадывалось ослепительно-голубое небо, зеленые поля и лес, тянущийся насколько хватало глаз. Здесь были чудеса, в этом прекрасном мире тишины и покоя. Здесь были новые, ждущие исследования пути, новые неизвестные места, новые путешествия. Его захлестнула радость, и он протянул вперед руки, чтобы достичь двери.

В дверном проеме возникла фигура. Женщина с длинными рыжевато-коричневыми волосами, падающими на плечи. Он сразу понял, кто это был, и она смотрела на него с выражением досады и сострадания.

– Нет, – тихо сказала она. – Ты не можешь все оставить. Еще слишком рано.

И дверь начала закрываться.

– Пожалуйста! – взмолился Билли. – Помоги мне…

Позволь остаться…

– Еще рано, – ответила она.

Он закричал: «Нет!», но уже падал прочь от двери все быстрее и быстрее, по мере того, как свет угасал. Он всхлипывал и сопротивлялся, кувыркаясь в туннеле, возвращаясь туда, где его ждет боль, чтобы вцепится снова. В его голове пролетели воспоминания: Уэйн за штурвалом, кричащий Крипсин, лайнер, скользящий по земле, в то время как огонь пожирает его внутренности, крик отрывающихся крыльев, заключительный страшный треск фюзеляжа…

Он застонал и открыл глаза. Две темные фигуры, качавшиеся в равновесии у его головы, с испуганными криками расправили крылья и улетели прочь. Они покружили в сером небе и упали на что-то в сотне ярдов в стороне.

Я не мертв, подумал Билли. Но воспоминания о золотистом свете и прекрасном пейзаже почти раскололи его сердце. Там была его мать, ждущая его, но вместо этого отправившая его обратно. Почему? Потому что его Неисповедимый Путь еще не окончен? Он оперся на правую руку и попытался сесть. Его голову пронзила боль; в том месте, где его челюсть ударилась о стол, заскрежетали сломанные кости. Он заставил себя сесть и оглядел пустыню. Первые оранжевые лучи восходящего солнца разрезали небо над грядой малиновых гор на востоке. То тут, то там все еще вспыхивали огоньки; большая часть самолета – зад салона и хвост – сплавились в черную массу обожженного металла. Обломки рассеялись на площади в квадратную милю. Билли увидел, как сквозь горную гряду прорвался солнечный свет. Жара уже нарастала; через час она станет невыносимой, а вокруг не было ни намека на какое-нибудь убежище.

Он услышал тихий стон у себя за спиной. С усилием повернув голову, Билли увидел Уэйна Фальконера, лежащего в десяти футах от него, облокотясь спиной на обломок выброшенного взрывом кресла. Его лицо распухло, волосы свалялись, а одежда порвалась и обгорела. Все лицо Уэйна было покрыто коркой засохшей крови, а один глаз распух так, что закрылся. Другой, глубоко впавший и ярко-голубой, неотрывно смотрел на обломки «Челленджера». Глаз двинулся и остановился на Билли.

– Прекрасный орел, – прошептал Уэйн. – Он мертв. Разорван на части и мертв.

В его глазу блеснула слеза, сорвалась вниз и потекла по окровавленной щеке.

Билли наблюдал за кружением и атаками хищных птиц. Некоторые из них дрались над чем-то, лежащим в ярдах тридцати, чем– то скрюченным и обгоревшим.

– Ты знаешь, где мы? – спросил Билли у Уэйна.

– Нет. Какая разница? Крипсин мертв; они все мертвы…

За исключением тебя.

– Ты можешь двигаться?

– У меня болит голова и бок. Но я посадил его, да? Мы горели, но я посадил его. Обо что мы ударились?

– Об один из них, я думаю. – Билли махнул рукой в сторону горных пиков. – Кто-нибудь поможет нам. Может быть, увидят дым.

Уэйн посмотрел на поднимающийся вверх дым. Солнце раскрасило его разбитое лицо в оранжевый свет.

– Я хотел, чтобы они все погибли…

Но больше всего я хотел, чтобы погиб ты. И сам я тоже хотел умереть. Я почти ничего не помню после того, как мы ударились о землю, но помню, как кто-то вытаскивал меня из кабины. – Он повернул голову и не мигая посмотрел на Билли. – Почему ты не оставил меня сгореть?

– Я не испытываю к тебе ненависти, – ответил Билли. – Мне неважно, что ты обо мне думаешь. Я не твой враг. Им был Крипсин, потому что он хотел владеть тобой…

И мной тоже. Они привезли меня сюда из Чикаго и хотели, чтобы я делал…

Ужасные вещи. Если ты ненавидишь меня, то это из-за влияния Дж. Дж. Фальконера, который научил тебя ненавидеть.

– Папа… – тихо произнес Уэйн. – Он стал навещать меня постоянно. Поздно ночью, когда я ложился спать. Но…

Он лгал мне, верно? Нет, нет…

Это был не мой отец. Это был…

Что-то еще, что-то похожее на зверя. Я видел его в кабине пилота перед тем, как мы начали падать. Он лгал мне все время, заставляя думать, что…

Мой папа все еще жив. И он велел мне доверять мистеру Крипсину, оставаться с ним и делать все, что он скажет. Они ранили Генри Брегга. Страшно ранили, и я излечил его. – Уэйн поднял свои руки и взглянул на них. – Я просто хотел делать хорошие вещи. И все. Почему это всегда так тяжело? – В его голосе послышалась мольба.

Билли медленно поднялся. На его ногах все еще были полотняные тапочки, которые ему вручили на гасиенде Крипсина. Земля представляла собой тротуар из грубых камней, поросших то тут, то там зарослями искривленных кактусов и пиками пальметт.

– Нам нужно найти тень, – сказал он Уэйну. – Ты можешь идти?

– Я не хочу двигаться.

– Солнце еще низко. Через пару часов здесь будет свыше ста градусов по Фаренгейту. Может быть, нам удастся найти деревню. Может быть… – его взгляд скользнул по гряде гор, тянувшейся к северу, и он зажмурился от нестерпимого, горячего сияния. Горы были не далее, чем в миле от них, расплываясь в горячем мареве. – Там, наверху. Это не так далеко. Мы доберемся.