Книга Персидский мальчик - Мэри Рено
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расставаясь, Александр подарил тестю сатрапию. Она лежала у предгорий Парапамиса — далеко на востоке, на самом краю Бактрии, и к тому же вдали от царских городов Персии. Оксиарт должен был разделить правление с македонским военачальником, которому, как я подозреваю, отправили просьбу занять чем-нибудь согдианца и не выпускать за пределы сатрапии.
С пришествием весны Александр был готов двинуться на запад, к океану, но на пути его лежала страна жрецов-правителей, уже вступивших в тяжелую, кровопролитную войну с ним. Все народы, свободно признававшие власть царя, Александр привечал как близких друзей, — но ежели впоследствии, стоило ему отойти подальше, они восставали, то легкого прощения ожидать не приходилось. Он не терпел вероломства. Поначалу Александр был вынужден переложить ведение длительных осад на плечи своих полководцев, но бездействие пожирало его, подобно болезни; что и говорить, царь бывал груб даже со мною. Долго так продолжаться не могло. Он вновь и вновь бросался в битву, возвращаясь измотанным настолько, что буквально падал на кровать; всякий раз, когда ему приходилось действовать левой рукой, закрываясь щитом или натягивая поводья, это беспокоило затянувшуюся рану. Лекарь дал мне немного масла, смешанного с соком трав, дабы я каждый вечер смазывал ее. В то время лишь так мои руки могли приносить царю удовольствие, ибо Александр слишком уставал для чего-то большего.
Оставляя очередной город, царь снова разделил армию надвое: Кратер должен был покинуть нас и вернуться в Персию через Хибер, по дороге следя за спокойствием Бактрии. С собою он взял старых и покале-ченных воинов, слонов и гарем. Не имею понятия, как встретила эту весть Роксана; вероятно, она почувствовала себя гораздо лучше, узнав, куда отправляется сам Александр. Нельзя сказать, чтобы за прошедшую зиму Александр совсем забыл о гареме, но, так или иначе, признаков скорого появления на свет нового Великого царя пока не было видно.
Не так давно я и сам был бы отправлен с ними одним мановением руки. Теперь Александру это просто не приходило в голову. И даже будь я способен предвидеть то, что ждало нас впереди, я не избрал бы себе иного пути.
Лето настало прежде, чем пограничные области сдались Александру, его волей были основаны новые города и порты, а сами мы двинулись к океану.
Царь не стал грузить на корабли всю армию (он всего лишь намеревался узреть чудо Внешнего океана), но и тогда нас можно было назвать флотом. Александр успел отдохнуть от сражений, основать речной порт и теперь был исполнен нетерпеливого рвения.
Пред устьем Инда даже Оке — всего лишь речушка. Оно само по себе казалось нам морем, пока мы не вдохнули первый ветер. Могучее дыхание океана едва не опрокинуло наши корабли; мы еле успели пристать к берегу прежде, чем кто-нибудь утонул бы. Мне же подумалось, что океан, так или иначе, мог встретить Александра чуточку радушнее.
Корабельные плотники потрудились на славу, заделывая пробоины, и мы двинулись дальше с навигато-рами-индами. Не успели они заверить нас, что океан совсем рядом, как ветер подул снова; мы бросились к берегу и укрепили суда. И вода вдруг ушла.
Она уходила и уходила. Корабли остались лежать высоко на берегу в грязных лужах, причем некоторые накренились на песчаных откосах. Никто не знал, что и подумать; это казалось нам самым ужасным знамением из всех, какие только бывают. Всю свою жизнь проведя в борьбе со стихиями вод, наши мореходы и гребцы со Срединного моря не видели ничего подобного. Они страшились штормов, но шторм был лишь сильным ветром, тогда как это…
Бывшие с нами люди из Египта заявили, что, если это — то же, что бывает с Нилом, тогда мы можем остаться здесь на полгода, подтаскивая суда к ушедшей воде. Никто не мог добиться толкового ответа от говоривших на местном наречии индов; они показывали знаками, что вода вернется, но мы не были в состоянии понять, когда именно. И разбили лагерь, приготовившись к долгому ожиданию.
Вода вернулась с наступлением темноты. Волна за волной, она плескалась все ближе и ближе, поднимая сидящие на мели корабли, сталкивая их боками. Мы приготовились убрать лагерь с их дороги, не имея ни малейшего понятия, далеко ли придется бежать. Вода же остановилась в том самом месте, где мы увидели ее вначале, но на следующее утро отступила снова. И, как мы узнали, найдя наконец толмача, способного понять россказни индов, океан поступает так дважды в день. Что бы ни говорили в Александрии, клянусь, это не базарная сплетня. Всего только в прошлом году один финикиец, заплывавший за Столбы в Иберию, поведал мне, что там происходит то же самое.
Плотники снова занялись латанием кораблей, и вскоре пред нашим жадным взором предстал наконец раскинувшийся во всем своем величии океан. На краю земли Александр принес жертвы своим богам-покровителям, и мы вышли в море.
Легкий ветер подгонял нас, а небо слепило глаза голубизною. Синевато-серая океанская вода казалась гораздо темнее морской, с невысокими волнами, бросавшими в нас клочья хрустальной пены. На своем пути мы миновали два острова, и тогда уже ничто не стояло меж нами и самым концом мира.
Вдосталь наглядевшись на океанский простор, Александр принес в жертву Посейдону двух быков. На мой желудок океан подействовал весьма странно: при запахе крови мне пришлось броситься к борту. И там я узрел серебристую рыбу, тонкую, всего с ладонь длиной: она поднялась из воды и полетела, скользя по воздуху. Не опускаясь к воде, она одолела, должно быть, расстояние броска копьем, а затем вновь скрылась в волнах. Никто не видел ее, кроме меня, и никто не поверил мне, кроме Александра. Впрочем, даже он воспротивился тому, чтобы внести виденное мною знамение в описание нашего плавания. Клянусь Митрой, мой рассказ — чистая правда.
Быков сбросили за борт для бога. Александр не просто благодарил его за возможность насладиться видом океана; он испрашивал снисхождения к своему старому другу Неарху и ко всему флоту. Они собирались выйти в море и двинуться вдоль берегов от Инда к Тигру, выискивая города на побережье или подходящие места для постройки новых портовых поселений. Александр полагал великим свершением для всего человечества нахождение прямого пути из Персии в Индию, минуя долгие и полные опасностей караванные тропы.
О прибрежных землях говорили, что они голы и безжизненны, и потому Александр хотел провести армию вдоль берегов океана, оставляя флоту запасы пищи и выкапывая колодцы по дороге. Конечно же, он пожелал принять на себя все трудности перехода. Мы, персы, предупреждали, что эта земля известна своими пустынями и что даже сам Кир познал здесь немало невзгод.
— Инды говорят, — поведал ему я, — будто Кир выбрался из пустыни в обществе всего семерых своих воинов. Впрочем, инды могут и приукрашивать, ведь Кир намеревался завоевать их.
— Ну что же, — усмехнулся Александр, — он был великим человеком. И все-таки мы зашли немного дальше, чем он.
В поход мы выступили в середине лета.
С Кратером мы оставили немалое воинство, но с нами по-прежнему шла целая армия из людей самых разных племен в сопровождении женщин, шедших за воинами вместе со всеми детьми, а также примкнувших к нам финикийцев. Они надеялись избегнуть опасностей торгового пути, не ведая, с чем мы сами можем столкнуться в нехоженой земле, и сочли, что прокладка новых дорог стоит сопряженных с нею невзгод.