Книга Варфоломеевская ночь - Владимир Москалев

— Прочь с дороги, деревенщина, ты говоришь с королем!

— Прочь с дороги, выродок, ты тоже говоришь с королем!

— Я король Франции!

— Ты им еще не стал, а я скоро им буду!

Маргарита, которая, взволнованная, вышла из кареты и теперь молча, наблюдала за перепалкой, в бессильной ярости кусала губы и ломала пальцы на руках, со злостью глядя на своего брата-идиота, так некстати помешавшего ей спасти Генриха.

— Безумец! — крикнула она на него. — Чего ради ты притащился сюда? Кто тебя звал? Ты испортишь все дело!

— А! Вздумала сама бежать со своим муженьком? — брызгая слюной, накинулся Алансон. — Думаете, королевство достанется вам, когда Карл испустит дух? Ничего не выйдет, оно будет моим!

— Глупец! Я тоже освобожу тебя, дай только время! — попыталась образумить его Марго.

— Нет, я не буду ждать! Только сейчас!

Она чуть не разрыдалась от бессилия перед тупостью этого самонадеянного, хилого придурка, уже возомнившего себя королем.

— Черт с тобой! — махнула она рукой, сдаваясь. — Ты тоже поедешь. Да, вы поедете оба, раз от тебя уже не отвяжешься.

— Еще бы! — ухмыльнулся Алансон. — Ты прекрасно знаешь, что я сейчас же расскажу матери о вашей затее и она вышлет за вами погоню.

— Ты просто подлец!

— Ты действительно скотина, Алансон! — взревел Генрих, выведенный из себя. — Но знай, как только мы окажемся вдвоем и без свидетелей, мы скрестим с тобой оружие, и я с удовольствием всажу тебе в живот мою шпагу по самую рукоять!

— Быть может, мы сделаем это прямо сейчас, любезный братец? — ухватил его за платье Алансон. — По-моему, сейчас самое время пустить тебе кровь.

— Ты не только негодяй, но и сумасшедший, — ответил Генрих, сбрасывая с себя его руку.

— Прекратите немедленно! — встала между ними Марго. — Нам надо торопиться, вот-вот должны вернуться стражники и с ними Нансе. Тогда нам всем несдобровать. Быстро полезайте в мою карету! Ну, кто первый?

Но никто не хотел идти вторым, каждый хотел быть первым. Едва Генрих бросился вперед, как Алансон удержал его силой и оттащил назад, а сам вырос в дверях. Но Генрих, не потерпевший такой наглости, ухватил его за плечи и, в свою очередь, тоже оттащил от двери, а сам двинулся вперед. Алансон побагровел и снова бросился к дверям, но плечом к плечу столкнулся с Генрихом. Теперь они застряли и, оба красные от натуги, толкаясь и давясь, бросая друг на друга уничтожающие взгляды, тщетно пытались протиснуться в двери, при этом каждый непременно хотел пройти первым, считая унижением для себя сесть в карету вторым.

Марго уже выходила из себя, вся бледная, не зная, на что решиться. Губы она уже искусала до крови, а они все стояли в дверях и не желали пропустить один другого. Наконец она бросилась к Алансону и с силой уперлась руками ему в грудь, желая заставить его податься назад и пропустить, таким образом, Генриха вперед, но он стоял на ногах твердо, будто прирос и, не имея возможности ударить сестру рукой, обзывал ее прелюбодейкой и грязной шлюхой.

Неизвестно, сколько времени продолжалась бы еще эта нелепая сцена и чем закончилась, если бы к ним не подбежала служанка Марго. Теребя свою хозяйку за рукав платья, она взмолилась:

— Мадам! Мадам! Сюда идут стражники во главе с Нансе! И с ними… начальник караула!!! Они арестуют вас, мадам! Спасайтесь же!

Все застыли на месте, будто молния ударила у их ног. Марго с ужасом посмотрела туда, куда указывала рукой служанка. Вооруженный отряд стражников медленно, но неуклонно приближался к ним. К счастью, они видели только Маргариту, но не заметили обоих претендентов на французский престол, зато те, вытянув головы, хорошо их увидели. Теперь о бегстве нечего было и думать. Нансе был проницателен и хитер и мог запросто полюбопытствовать в отношении спутников Маргариты Наваррской, если, конечно, тем все же удалось бы, в конце концов, выскочить из дверей. Именно выскочить, вылететь пулей, а не выйти, как следовало бы. Одно это сразу навело бы на подозрения.

Чтобы понять все это, Марго потребовались считанные секунды.

— Скорее! — закричала она своим несостоявшимся попутчикам. — Убирайтесь к себе, чтобы и духу вашего здесь не было! Да не забудьте переодеться и снять маски, Нансе может зайти в любую минуту! Два идиота! Вы похожи на Исава и Иакова; жаль только, что у одного из вас нет чечевичной похлебки.

Войти обратно оказалось гораздо легче, чем выйти и, едва прозвучало сравнение незадачливых беглецов с библейскими героями, как они оба уже летели стрелой каждый к своим покоям.

Подошел Нансе со стражниками и подозрительно оглядел сначала карету, потом Марго. Слегка поклонился ей, в ответ получил легкий кивок и самую доброжелательную и милую улыбку. И все же, одолеваемый сомнениями, он открыл дверцу и заглянул внутрь кареты.

— С каких это пор, Нансе, стали обыскивать экипаж сестры французского короля? — надменно спросила Марго. — Быть может, вы заглянете еще и под юбку королевы Наваррской в поисках мятежников?

Нансе повернулся к ней:

— Таково распоряжение короля или, вернее, таково желание королевы-матери Екатерины Медичи, мадам.

— Такие указания даны только вам? — небрежно фыркнула Марго.

— Отнюдь нет. Отныне это имеет право сделать и командир стражи, стоящей у ворот замка.

— Хм! Вот еще, — передернула плечами Маргарита.

Нансе поклонился и отошел.

Так глупо и бесславно закончилась еще одна попытка пленников освободиться от бдительного ока Екатерины Медичи.

Глава 8

Последние друзья короля у порога вечности

А Карл IX тем временем чувствовал себя все хуже. Туберкулез, которым он давно уже болел, перешел в последнюю стадию. Постоянные кровотечения через волдыри по всему телу, иначе называемые подкожной геморрагией, окончательно уложили его в постель и отняли последние силы вместе с кровью, которой оставалось лишь на несколько дней жизни. Его кормилица, не отходившая от его постели вот уже два месяца кряду, регулярно прикладывала к его телу влажные тампоны, пропитанные лечебным бальзамом, но когда убирала руку, то не показывала их, чтобы он не видел, как они пропитывались кровью. Он зачах и весь высох, будто растение, которое давно не поливали, и стал похож на дряхлого старца.

Временами на него находило умопомрачение, он переставал узнавать тех, кто подходил к нему, будь то даже мать или сестра, и уже мало что помнил. Придворные, толпящиеся в коридорах замка и знающие все о болезни короля, вздыхали и сокрушенно покачивали головами, уповая на провидение. В день казни обоих коноводов герцога Алансонского они, собравшись в группы по два-три человека, говорили друг другу:

— Карл безумен и ничего не помнит, он не узнает уже ни мать, ни сестру. Вряд ли он вспомнит завтра об этой казни. Я не удивлюсь, если утром он позовет к себе Ла Моля.