Книга Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев - Корнелиус Райан

Русские стали совершенно необузданными. Пьяные и готовые в любой момент выхватить оружие красноармейцы разгромили склады международного Красного Креста в Бабельсберге близ Потсдама, где работали британские военнопленные, и уничтожили тысячи посылок с лекарствами и диетическими продуктами для больных солдат. «Они явились, — вспоминает капрал Джон Ахерн, — вошли в один из подвалов, увидели огромные груды посылок и просто расстреляли их из автоматов. Это было невероятно».

Рядом со складами находились здания киностудий. Александер Кораб, иностранный студент, видел, как сотни пьяных солдат вломились в костюмерную и вышли на улицы в «самых разных фантастических одеждах от испанских камзолов с белыми кружевными воротниками до наполеоновских мундиров и треуголок и юбок на кринолинах. Они начали танцевать на улицах под аккомпанемент аккордеонов и стрелять в воздух — а в это время еще бушевали бои». Тысячи красноармейцев никогда прежде не бывали в большом городе. Они выкручивали электрические лампочки и тщательно паковали их, чтобы отвезти домой. Им казалось, что лампочки могут светиться в любых условиях. Водопроводные краны выдирали из стен по той же причине. Многие понятия не имели, зачем нужны ванные комнаты; в унитазах иногда мыли и чистили картошку, но применения всему оснащению ванных комнат найти не могли. Поэтому тысячи ванн просто выбрасывали в окна. Поскольку солдаты не знали, для чего предназначены ванные комнаты, они повсюду оставляли экскременты и лужи мочи. Некоторые из русских пытались вести себя цивилизованно: Герд Бухвальд обнаружил «около дюжины стеклянных банок, которые его жена использовала для консервирования, заполненных мочой. Стеклянные крышки были аккуратно завинчены».

На химическом заводе Шеринга в Шарлоттенбурге доктор Георг Хеннеберг перепугался до смерти, обнаружив, что русские ворвались в его лаборатории и перебрасываются яйцами, зараженными тифозными бактериями. Обезумевший Хеннеберг в конце концов нашел русского полковника, который приказал солдатам покинуть здание и запер его.

Посреди этих бессмысленных грабежей и жестокостей все еще полыхало сражение, а в центре его затаился бункер фюрера, почти забытый измученными защитниками и жителями города. Жизнь в бункере стала бесцельной, нереальной. «Те, кто остался, — вспоминала секретарша Гитлера Гертруд Юнге, — все ждали какого-то решения, но ничего не происходило. На столах были расстелены карты, все двери были распахнуты, никто больше не спал, никто не знал ни числа, ни времени. Гитлер не выносил одиночества; он бродил по маленьким помещениям и разговаривал со всеми оставшимися. Он говорил о своей неминуемой смерти, о приближающемся конце.

Тем временем в бункер переехал Геббельс с семьей, и его дети играли и пели песенки «дяде Адольфу». Казалось, никто не сомневался в том, что Гитлер намерен совершить самоубийство; он часто говорил об этом. Все также не сомневались, что и Магда с Йозефом Геббельс планируют покончить с собственными жизнями и жизнями своих шестерых детей: Хельги, Хольде, Хильде, Хайде, Хедды и Хельмута. Не знали об этом только сами дети. Они говорили официанту Эрвину Якубеку, что улетят из Берлина далеко-далеко. Хельга, старшая, сказала: «Нам сделают укол, чтобы нас не тошнило в самолете». Фрау Геббельс, у которой разболелся зуб, послала за доктором Хельмутом Кунцем, дантистом, работавшим в большом госпитале-бункере под канцелярией. После того как Кунц вырвал зуб, фрау Геббельс сказала: «Дети не должны попасть в руки русских живыми. Если случится самое страшное и мы не сможем выбраться, вы мне поможете».

Ева Браун, услышав, что Кунц вырвал зуб Магде, спросила, не сможет ли он и ей помочь с ее зубами, но, вдруг опомнившись, произнесла: «О, я совсем забыла. Какой в этом смысл? Через несколько часов все закончится!» Ева собиралась принять яд. Она достала капсулу с цианидом и сказала: «Это так просто. Нужно просто раскусить ее, и все будет кончено». Доктор Людвиг Штумпфеггер, один из врачей Гитлера, присутствовавший при этом, спросил: «Но откуда вы знаете, что все получится? Откуда вы знаете, что в капсуле есть яд?»

Все удивились, и одну из капсул немедленно испытали на Блонди, собаке Гитлера. По словам Кунца, Штумпфеггер с помощью щипцов выдавил капсулу в собачью пасть, и Блонди тут же не стало.

Финальный удар невольно нанес Гитлеру днем 29 апреля человек, сидевший за печатной машинкой в восьми тысячах миль от бункера, в городе Сан-Франциско. Этим человеком был Пол Скотт Рэнкин, корреспондент агентства Рейтер, освещавший учредительную конференцию Организации Объединенных Наций. В тот день Рэнкин услышал от главы Британской службы информации, Джека Винокура, в свою очередь получившего информацию непосредственно у министра иностранных дел Британии Антони Идена, что Гиммлер предложил капитуляцию западным союзникам. Рэнкин передал эту новость в агентство, и через несколько минут ее передали по радио на весь мир.

Именно эта история впервые заставила Гитлера заподозрить Гиммлера в предательстве. Новости он услышал рано вечером во время совещания с Вейдлингом, Кребсом, Бургдорфом, Геббельсом и заместителем Геббельса Вернером Науманом. По словам Вейдлинга, «Наумана вызвали к телефону, а через пару минут он вернулся и рассказал, что, согласно информации «Радио Стокгольма», рейхсфюрер СС Гиммлер начал переговоры с англо-американским Верховным главнокомандованием. Побледнев, Гитлер вскочил на ноги и уставился на доктора Геббельса, затем тихо забормотал что-то, но никто его не понял. Он выглядел совершенно ошеломленным».

«Я видела Гитлера позже, — вспоминала Гертруд Юнге. — Он был бледным, глаза запали, и он выглядел так, словно все потерял». Так оно и было. «Нам точно придется пролить много слез сегодня вечером», — сказала ей Ева Браун.

Офицера связи Гиммлера в бункере, группенфюрера СС Германа Фегелейна, женатого на сестре Евы Браун, немедленно заподозрили в соучастии. Фегелейн исчез из бункера несколько дней назад, но после поисков его нашли в собственном доме в гражданской одежде, готового покинуть Берлин. Фегелейна вернули в бункер и посадили под арест. Гитлер пришел к выводу, что запланированный отъезд Фегелейна из Берлина связан с отступничеством Гиммлера. Полковник СС Отто Гюнше вспоминал: «Фегелейна предали военному суду и расстреляли в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое апреля. Ева Браун за свояка не заступилась».

Гитлер явно сознавал, что конец близок. На рассвете он продиктовал личное и политическое завещания, передав бразды правления адмиралу Карлу Деницу, как президенту, и Йозефу Геббельсу, как рейхсканцлеру. Он также женился на Еве Браун.

«После церемонии, — вспоминала Гертруд Юнге, — Гитлер и его новобрачная час просидели с Геббельсом, генералами Кребсом и Бургдорфом, доктором Науманом и полковником люфтваффе Николаусом фон Беловом». Гертруд Юнге оставалась с ними всего минут пятнадцать, столько, сколько потребовалось, чтобы поздравить новобрачных. Гитлер, по ее словам, говорил о конце национал-социализма и о том, что возродить его будет нелегко, а затем сказал: «Смерть для меня лишь средство освобождения от тревог и очень тяжелой жизни. Меня обманули мои лучшие друзья, я пережил предательство».

В тот же день Гитлер получил еще более неприятные известия: партизаны поймали и казнили Муссолини и его любовницу; их повесили за ноги. В ту ночь Гитлер попрощался со всеми обитателями бункера, а на следующий день, когда русские танки уже были в полумиле от бункера, он решил, что момент настал. Он пообедал в компании двух секретарш и повара, который готовил ему вегетарианскую пищу.