Книга Эликсир и камень - Майкл Бейджент
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Восприятие ландшафтов, исторических мест или общественных городских сооружений, которые вносят свой вклад в самоидентификацию человека… имеет огромное значение для проектировщика… Опасность увлечения грандиозным архитектурным проектом заключается в возможности забыть об истории данного места и мириадах событий, которые происходили с его обитателями»[423].
Норберг-Шульц идет еще дальше, подчеркивая, что «человек не способен найти точку опоры только при помощи научного рационализма. Он нуждается в символах, то есть в произведениях искусства, которые являются представителями «жизненных ситуаций»… и цель произведения искусства как раз и состоит в «сохранении» и передаче смысла»[424]. Таким образом, для Норберг-Шульца архитектура является неким придатком или разновидностью поэзии. «Только поэзия во всех ее формах… наполняет человеческое существование смыслом, а сам смысл является одной из фундаментальных потребностей человека». И далее: «Архитектура принадлежит поэзии, и ее цель – помочь человеку жить»[425].
Норберг-Шульц ставит перед собой цель «исследовать психологические аспекты архитектуры, а не ее практическую сторону»[426]. Для этого он обращается к типично герметической идее греко-римской культуры, Kgeniusloci, или «духу места»[427]. Эта концепция была возвращена в европейскую культуру сначала Д. X. Лоуренсом, а впоследствии ее подхватил и развил Лоуренс Дьюрелл. Genius loci – это неосязаемая «духовная» характеристика, или качество, которое пропитывает и одушевляет то или иное место, обусловливая его уникальность и определяя его положение во всеобщем порядке вещей. Древний человек, подчеркивает Норберг-Шульц, знал, насколько важно приспособиться к духу того места, в котором проходит его жизнь. Для древнего человека «окружающая среда была полна смысла». Личность человека была неразрывно связана с духом места его обитания[428].
Для Норберга-Шульца цель архитектуры – конкретизировать этот genius loci. По его мнению, это достигается «при помощи зданий, которые вбирают в себя качества данного места и приближают их к человеку». Поэтому основная задача архитектуры – понять «предназначение» места. Таким образом мы защищаем землю и сами становимся частью всеобъемлющего целого[429].
Для Норберга-Шульца, как и для многих архитекторов античности и эпохи Возрождения, архитектурное сооружение является отражением духовного и герметического процесса – результатом акта художественного или поэтического творчества, а не научных расчетов и конструкций. Сам он провозглашал герметический принцип взаимосвязи микрокосма и макрокосма: «Чтобы обрести способность жить между небом и землей, человек должен «понять» оба эти элемента, а также процесс их взаимодействия». Под «пониманием» Норберг-Шульц подразумевает не научное знание, а некую форму познания, которая «предполагает постижение смысла». Для того чтобы иметь смысл, архитектурное сооружение должно находиться в гармонии и пропорции – как с самим собой, так и с окружающей средой. Когда человек видит смысл в своем окружении, он чувствует себя «дома»[430]. В конечном итоге «смысл» – это производная психики. Она зависит от идентификации личности и предполагает чувство «принадлежности». Таким образом, именно смысл составляет фундамент нашей жизни. Одна из основных потребностей человека – это потребность ощущать смысл своего существования[431].
По признанию самого Норберга-Шульца, его архитектурные принципы наиболее полно воплотились в работах эстонца Луиса Кана (1901 – 1974), который эмигрировал в Соединенные Штаты и стал самым известным американским архитектором послевоенной эпохи. Взгляды Кана наиболее полно отражаются в вопросе, который он задавал заказчику, прежде чем приступить к проектированию здания: «Каким хочет быть ваш дом?» По словам одного из комментаторов,
«…в первую очередь Кан воспринимал архитектуру с точки зрения места. «Комната» для него была местом с собственным характером, с собственной «духовной аурой», а дом представлялся ему «сообществом комнат». Город для него – это «совокупность мест, которые обязаны сохранять и поддерживать ощущение жизни»[432].
Именно так Кан в своих собственных терминах формулировал идею genius loci, пропагандировавшуюся Норбергом-Шульцем. Особенно сильное влияние на него оказали работы, посвященные философии, искусству и архитектуре Возрождения, которые начали появляться в 50-х и 60-х годах. По мнению таких специалистов, как Эдгар Уинд и Фрэнсис Йейтс, они подчеркивали вклад философии герметизма в культуру Возрождения, уменьшая влияние светского гуманизма до его истинных размеров. Именно в герметической архитектуре Возрождения черпал свое вдохновение Кан. Как отметил один из комментаторов: «Архитекторы эпохи Возрождения, проектировавшие церкви с центральной симметрией, на самом деле формировали духовную связь между микрокосмом человека и макрокосмом Бога.
Показательно, что сам Кан с удовольствием брался за создание священных сооружений, как иудаистских, так и христианских»[433].
До недавнего времени все споры, касающиеся современной I архитектуры, ограничивались узким кругом специалистов, практически недоступным для широкой публики. Благодаря усилиям принца Уэльского – эта его заслуга часто игнорируется средствами массовой информации, которые гоняются только за «сенсациями», – в последнее десятилетие эти споры покинули свою «башню из слоновой кости» и стали достоянием общественности. Некоторые из критических высказываний принца – его характеристика пристройки к национальной галерее как «гигантского карбункула на лице друга» или нового здания Национальной библиотеки как тренировочного полигона для спецслужб – стали достоянием широкой публики. Хорошо известно его заявление о том, что послевоенная британская архитектура нанесла Лондону больший ущерб, чем бомбардировки немецкой авиации. Менее известны более резкие суждения принца, присутствующие на страницах его книги «Образ Британии», где он вторит типично герметическим идеям Норберга-Шульца и Кана: «Я убежден, что, когда человек утрачивает связь с прошлым, он утрачивает душу. Аналогичным образом при отрицании архитектурного прошлого наши здания теряют свои души»[434].